Он протанцевал с ней кадриль и мазурку, и когда она уносилась с кем-нибудь по залу в вихре польки, Ракович ревновал.
Но Мотылёк каждый раз возвращался к нему, и лицо молодого человека расцветало. Голос его был полон ласки, он говорил с лихорадочным возбуждением, неожиданно для самого себя отпускал удачные остроты и пересыпал свою речь стихами. Его почтительность, в соединении с его прекрасною наружностью, произвела на Мотылька впечатление.
Между тем зал всё пустел. Жандармского адъютанта уже не было. Дон Кихота, который вздумал стать кверху ногами, выводили, и он кричал:
– Хорошие порядки! Либе-р-ально! Н-нечего сказать! После этого – где свобода л-ли-личности?
Дурак глядел на эту сцену и робко позванивал бубенчиками. «Ночь» в красных лентах подошла и пожала Раковичу руку на прощанье. За столиками между колоннами и в амбразурах окон ужинали.
– Однако, таинственная маска, – сказал Ракович Мотыльку, – ты слишком много молчишь! Какой талисман откроет твой ротик? Может быть, крылышко цыплёнка будет счастливее меня? В самом деле, Мотылёк, не хочешь ли скушать чего-нибудь?
Маска молчала.
– Ты одна здесь?
Она утвердительно кивнула головой.
Он повёл её за собою, и они поместились в углублении окна. Лакей, который знал Раковича, ибо каждый раз получал от него рубль, мгновенно подал ужин. Ракович был секретарём съезда мировых судей, но его считали все богатым аристократиком – так он бросал деньги зря; и он пользовался всюду кредитом.
Мотылёк съел немного белого соуса и несколько раз прихлебнул из бокала. Вино понравилось Мотыльку. Во время еды и питья гантированная ручка придерживала кружево атласной полумаски, и Ракович видел, как там двигается остренький подбородок, нежный и розовый как мышиная мордочка.
– Ах, какой у тебя подбородочек, Мотылёк! Подними выше маску! – сказал Ракович, у которого глаза слегка подёрнулись маслянистой влагой и от выпитого вина, и от близости этого загадочного Мотылька, несомненно летящего прямо на огонь.
Но Мотылёк, вместо всякого ответа, шумно уронил вилку и, пугливо съёжившись, подвинулся в глубину окна, к Раковичу.
– Пустите! – послышался голосок девушки. – Пожалуйста, пустите меня сюда! Заслоните меня собой!
– Наконец-то! – весело вскричал Ракович, исполняя просьбу Мотылька. – А я уж стал думать, что ты совсем немая… Но что с тобой? Ты вся дрожишь?
– Ничего.
Она взяла бокал и поднесла к губам.
– Для храбрости? На тебе ещё… Это лёгкое винцо…
– Ах, Боже мой! Он видит меня! Он пристально смотрит сюда! Я нарочно пью, чтоб он не догадался, что это я! А он догадывается. Он такой хитрый и проницательный! Я ваша дама, слышите. И если он подойдёт и спросит, кто это с вами, скажите: сестра. Слышите?
