Она замолчала. Пётр Фёдорович произнёс:
– Так-с…
Он медленно перевёл глаза с Наташки, которая вызывала в нём беспокойное чувство, на дверь, где висел железный крюк.
– Значит, как же насчёт подожданья? – спросил он вставая. – Хозяин приказывает, чтоб беспременно взыскать… Теперича выйдет, что я – потатчик разной там голи чердачной… Вы молодые, вы послужили бы, – прибавил он наставительно, – да маменьке и сделали б помочь… Что ж, на морозе несладко, чай, придётся!.. Чего ломаетесь?
– Явите божеску милость! – прошептала Наташка.
– Наладила одно!
– Я на гильзову фабрику поступлю. Сама отдам, своими деньгами! – с неожиданным приливом самоуверенности проговорила Наташка и бодро посмотрела на Петра Фёдоровича.
Но он махнул рукой.
– Теперь отдавайте. А об том мы неизвестны, когда вам там на фабрике… Да вы вот что…
Он взял её за плечо. Она вздрогнула и потупила глаза.
– Обождать можно… – начал он. – Отчего ж! На себя приму. Для меня это – деньги неважные. Может, у меня пятьсот рублей есть! Только вы… Да вы давно гуляете?
– Сказала я вам! – сердито отвечала Наташка и взглянула на него исподлобья, посторонившись.
Но он не выпустил её плеча из своих толстых пальцев.
– Вы… – он понизил голос. – Со мной погуляйте. Угощение будет.
Наташка чуть не крикнула: «Слюнявый», но удержалась.
– Сказала я вам, что я – не какая-нибудь, – заговорила она серьёзным, строгим тоном. – Ежели б я гуляла, – продолжала она, сбрасывая с себя руку Петра Фёдоровича, – мы бы не так жили… Мы бы квартеру в двадцать пять рублей взяли. Ко мне сколько приставали. Вон, прошедшим годом сын домового хозяина в Пассаже приставал. Обещал сто рублей. Только говорит: «Поедем со мной, ежели ты честная». А я ему: «Ах, ты дурак, дурак!» А потом сваха приходила. «Не понимаешь, – говорит, – ты своего счастья». Но я тоже её обругала.
Пётр Фёдорович насмешливо произнёс:
– Горды уж очень: нам, значит, и думать нельзя! Куда нам! Ну, однако…
Он замолчал… Губы его были сжаты… Наташка беспокойно посмотрела на него и собралась уходить.
– Так нам выбираться? – спросила она глухо.
– Стойте, – произнёс Пётр Фёдорович, решительно загораживая ей дорогу, – потолкуемте… Чайку не выкушаете ли чашечку? Человек я жалостливый. Может, и… подожданье…
– Покорно благодарствуйте за чай! – сурово, с бледным лицом, отвечала Наташка и как мышка шмыгнула вон из подвала, крикнув за дверью злым голосом, в котором дрожали слёзы. – Бессовестные! Ах, вы бессовестные! Как же! Съехали! Дожидайтесь!
