VI
Газ горел по обеим сторонам чёрной улицы. На Невском проспекте сновали экипажи. Окна магазинов ярко сияли. В одном из них Наташка увидела колбасы, висевшие и лежавшие в красивом порядке. Остановившись тут, она вспомнила о матери и сообразила, что поступила глупо, поссорившись с молодым человеком.
«Ах, какой у меня характер!»
Впрочем, молодой человек был так ей ненавистен, что, представляя себе его, она плакала от злости.
Становилось очень холодно. Она направилась к Пассажу. Его только что заперли, и она стала ходить по Невскому.
Несколько раз мужчины засматривали ей в лицо и отшатывались, испуганные её безобразием: кровь запеклась у неё под носом и на щеках.
Барышни с тёплыми муфтами, в щёгольских пальто, с белыми лицами, встречая её, указывали на неё пальцами и заливались хриплым смехом.
Потом барышень становилось меньше и меньше. Невский проспект пустел. На широкую панель падал свет от фонарей бледными зыблющимися лучами, и мрак расползался кругом, а в воздухе, перед самыми глазами, искрилась снежная колючая пыль.
«Хоть бы кто взял! – мечтала Наташка. – Хоть бы три рубля принести»…
Ног она не чувствовала вплоть до пояса, руки онемели. И она шла, всё шла…
На углу Знаменской улицы встретился господин в шубе. Он не заметил Наташки, Наташка сама пристала к нему.
– Возьмите меня, барин! Добрый барин!..
Он остановился, посмотрел ей в лицо и сделал гримасу.
– Чего тебе? – сказал он грозно.
– Можно вам сказать один секлет? – произнесла она застывающими губами.
– Говори!
– Возьмите меня с собою…
– Пшла!
– Барин, подарите же мне… Ну, хоть рублик! – Я голодная, я ничего не ела… Маменька больная… Барин!
Она говорила невнятно, голос её жалобно звенел в морозном воздухе.
– Рублик! Жирно, брат. А вот тебе пятнадцать копеек. Господь тебя простит! Да не таскайся… морда какая.
Он протянул деньги, но она не успела их взять, и монета упала в снег. Господин в шубе махнул рукой и скрылся, а Наташка стала рыться в снегу. Денег никак нельзя было найти.
Она встала, тупо вздохнула, повернула в Знаменскую, повернула ещё в какой-то переулок, пустынный и тёмный.
Силы оставили её. Всё тело цепенело. Переулок тянулся бесконечным чёрным коридором, и вдруг она забыла, куда идти. Воздух по временам шумел, точно вихрь рвал и комкал его. Она уже не двигалась сама, а будто какая-то внешняя сила бесцельно толкала её. Тоска сжимала ей грудь; мысли путались.
«Может, я сплю?» – думала она.
Она всё шла, сама не зная куда, мучительно ожидая пробуждения, как это бывает в тревожном сне, когда кажется, что летишь под гору, окружённый каким-то странным полупрозрачным сумраком, в котором толпятся тени без очертаний.
