— Я не сужу о вас по имени, Одд Томас. И вы не должны судить обо мне по имени.
Он ушел, оставив меня гадать, что означают его слова. Его, в конце концов, назвали не в честь маньяка-убийцы Иосифа Сталина.
Подходя ко мне, Элвис сдвинул брови к переносице, копируя русского.
Наблюдая за приближающимся Королем, я вдруг понял, что ни я, ни Романович не упомянули в разговоре ни пропавшего брата Тимоти, ни помощников шерифа, которые искали его по всему аббатству. В замкнутом мире монастыря такие отклонения от заведенного порядка случаются редко, а потому утренние события должны были стать основной темой нашего разговора.
Наше взаимное нежелание говорить о случившемся с братом Тимоти предполагало, что мы в какой-то степени одинаково воспринимаем это событие, то есть похожи в чем-то очень важном. Я понятия не имел, что это означает, но интуитивно чувствовал истинность моей догадки.
Когда копированием мрачного русского Элвису не удалось заставить меня улыбнуться, он засунул в левую ноздрю палец, глубоко, чуть ли не до третьей фаланги, делая вид, что отыскивает «коз».
Смерть не лишила его желания развлекать. Став безголосым призраком, он больше не мог петь или рассказывать анекдоты. Иногда танцевал, как в фильмах или в Лас-Вегасе, хотя до Фреда Астера ему было так же далеко, как и отцу Бернару. Грустно, конечно, но иногда, в отчаянии, он допускал такие вот недостойные его мальчишеские выходки.
Вытащил палец из ноздри, сделал вид, что ухватил и тянет длиннющую соплю, которая никак не хотела рваться, вот он и вытягивал ее ярд за ярдом, обеими руками.
Я отправился на поиски справочника и какое-то время знакомился с информацией по Индианаполису.
Элвис стоял передо мной, пытался заглянуть мне в глаза поверх раскрытой книги, продолжал тянуть соплю, но я его игнорировал.
Выяснилось, что в Индианаполисе восемь университетов и колледжей плюс разветвленная сеть публичных библиотек.
Когда Король мягко постучал мне по голове, я вздохнул и посмотрел на него, оторвавшись от книги.
Теперь он засунул указательный палец в правую ноздрю, снова до третьей фаланги, но на этот раз кончик пальца торчал из левого уха. И двигался из стороны в сторону.
Я не мог не улыбнуться. Он прилагал столько усилий, чтобы развлечь меня.
Довольный тем, что выжал-таки из меня улыбку, Элвис вытащил палец из ноздри, а потом вытер обе руки о мою куртку, делая вид, что они липкие от соплей.
— Трудно поверить, что ты — тот самый человек, который спел «Люби меня нежно», — упрекнул я его.
