* * *
В гостиной, роскошно обставленной мягкой мебелью, коврами, пальмами в бочонках, задрапированных в красное, роялем в кремовом чехле, за столом сидело пять человек. На столе стояли крошечный самовар, сухарница с печеньем, три больших вазы с вареньем и сиропом, несколько пустых и наполненных дымящимся чаем фарфоровых чашек.
Сергеев сделал общий поклон и сел неподалеку.
— Нехорошо, батенька, — раздался чей-то укоризненный голос. — Нехорошо. Уж крестного стал забывать. Можно сказать, произведение моих рук, господа. Ведь это я произвел его в поручики, а он и не узнает.
Сергеев, покрасневший до корней волос, подошел к говорившему и пожал ему руку. Перед ним сидел, развалившись в кресле, полковник Филимонов. Тот же сливой нос, те же в мешках глаза.
— Ну, как живем, поручик?
Сергеев начал рассказывать о себе. Филимонов одобрительно слушал его и ласково улыбался. Где-то послышался звонок. Преображенский заторопился к парадной двери.
— Идет, идет! Это он, господа.
Все в ожидании замерли. Быстро раскрылась дверь, я в комнату вошел высокий, стройный офицер в погонах капитана штаба. Голова его, от затылка до подбородка, была начисто выбрита, большой с горбинкой нос, насмешливый рот, играющие ресницами глаза — сразу приковывали к нему внимание.
— Здрасте, господа, — сказал он громким баритоном. Поочередно пожал всем руки, при этом щелкал, звенел шпорами и рекомендовался: — Капитан штаба его высочества, граф Лисовицкий… Приятно.
Все уселись на прежние места.
— Какие новости, ваша светлость? — спросил Преображенский, заглядывая гостю в глаза. — Мы тут как в дремучем лесу живем.
— Ах, прошу, полковник, без титулов. Теперь они не в моде. Называйте просто, по приказу: господин капитан.
— Да мы уж тут, у себя, по старинке… Не правда ли, господа?
Сергееву было приятно чувствовать себя равным в компании графа, но он тем не менее в свою очередь услужливо кивнул головой и сказал:
— Ради бога.
— Ну, как угодно, господа, — пожал плечами граф. — Вы спрашиваете о новостях. Пренеприятные новости. Как уже знаете, проклятые аршинники и самоварники, употребляя бессмертное выражение Гоголя, вместе с чернью несколько месяцев назад свергли его императорское величество. Это ужасно. Мы выжидали, правда; штаб все это время молчал. Но теперь мы идем к анархии, так думает штаб.
Все присутствующие переглянулись.
— Да-да! Идем к анархии. Ведь это ужас, — солдаты перестали отдавать честь. Грубиянят. Не хотят воевать. Поймите, не хотят воевать! Зараза пробивается на фронт, хотя мы ее всемерно не допускаем туда.
