Девятьсот семнадцатый | страница 77
— Согласны!
— Расстрелять Думу!
— Дайте его нам, мы с ним рассчитаемся, — ответили хором многие голоса. А один зычный бас, покрывая все остальные, добавил:
— А что Глашка… что путалась с Думой, так ее и принуждать не нужно — сама лезет.
— Ну, стрелять в Думу не будем, — возразил Драгин. — Там что суд решит. А фельдшера арестуем, как взяточника.
— Правильно.
— Арестовать.
— Он сам сознался, — продолжал Драгин, — что брал взятки. Правда, он при этом ссылался на бедственное положение семьи. Мы увезем их с собой.
— На этом митинг разрешите…
Но закончить митинг не дали.
— Зачем увозить-то… фершала?
— Не надо увозить. Один он у нас.
— Кто ж лечить-то будет? Несправедливо это.
— Не надо.
— Правильно.
— Хорошо, товарищи, а что же вы с ним хотите сделать? — спросил Абрам. — То стрелять хотели, а то и арестовывать не надо.
— Вот так.
— И не надо.
— Чего там, понимайте с толком.
— Помрем от болести без фершела. Можно рази?
— Набить бы ему морду — фершалу-то. Да и конец делу.
— Выговор объявить от общества.
— Выговор объявить хотите, — подхватил выкрик Драгин. — Так, что ли, товарищи?
— Да… Выговор, и будя.
— И всыпать бы ему — да выговор.
— Голосую. Кто за выговор, поднимите руки.
— Над толпой вырос лес рук.
— Х-м… единогласно. Ну, будь по-вашему. Особенных преступлений за ним не числится.
Вдруг самый передний рабочий, седоусый старик, смело выступил вперед и, обращаясь к толпе, громко сказал:
— Выговор! — это правильно. А в случае чего, так ребра посчитаем. Токо давайте постановим, братцы… и если нужно паек увеличим фершалу, чтобы не брал взяток а равно всех лечил.
— Правильно, увеличить паек!
Это дополнение приняли также единогласно. На этом митинг закрыли.
«Милый Викторушка!
Мне так хочется называть вас, и, пожалуйста, не дуйте губы. Вы хотя и господин поручик, но для меня просто милый мальчик. Расстояние скрашивает…
И отсюда, из далекой Ялты, где море солнца и солнечное море так хорошо, что и вы мне кажетесь славным и милым.
Когда мы стояли в Арамыше — помните вечеринку… Вы так неплохо играли серенаду Гуно. И мне тогда стало жаль вас в первый раз… А теперь вы, мой милый Викторушка, офицер, и мне ни капельки не жаль вас. Теперь вы мужчина и защитить себя сумеете. Кому вы теперь играете серенады? Наверное, забыли меня…
Вы снились мне на-днях. Выл полдень. Я лежала на террасе, смотрела на море, на дымный Ай-Петри и заснула. Приснились вы, мой рыцарь.
Но я не верю в любовь с первого взгляда. Вы увлекаетесь… Пройдет время, и вы увлечетесь другой. Что вы нашли хорошего во мне? Бедная сестра милосердия и только. Скажите, ну что?