Девятьсот семнадцатый | страница 19
Спазма сдавила его горло. Хотелось громко заплакать, так, чтобы все слышали.
«За отчизну. Вот она где — отчизна… А я — то дурак… Музык…»
Но Сергеев не заплакал. Внимание, его отвлеклось в сторону. Робко и застенчиво, как принужденная силой, вошла в палатку любимая солдатами полковая милосердная сестра, Анастасия Гавриловна Чернышева. Это была высокая, стройная женщина лет двадцати пяти. Из-под белой, с большим красным крестом косынки выглядывали завитки черных волос. Изогнутые двумя тонкими дугами черные брови, темные глаза, несколько вздернутый прямой нос, капризные губы сохраняли полупрезрительное выражение.
Она вошла, приветствуемая пьяными выкриками, и остановилась у входа. Вслед за ней, но уже шумно и громко смеясь, вбежали еще три полковых сестры.
Сергеев глядел и не верил своим глазам. Перешагнув через скатерть к Чернышевой, подошел, пошатываясь и икая, сам полковник.
— Прошу… пожалуйста… после трудов праведных. Заслужили… Без чинов прошу. «Бог знает, что с нами случится впереди… налей…» Анастасия Гавриловна… прошу.
— Нет, нет. Оставьте, не беспокойтесь… Я отлучилась на минутку, — вырывая свои руки из рукопожатия полковника, отвечала сестра. — Меня ждут раненые. Я дежурю. Меня ждут. Я на минутку.
— Пустяки.
— Господин полковник, пустите. Меня ждут раненые и в том числе господин офицер.
— Прошу, — не обращая внимания на ее слова, тянул полковник. — Раненые подождут. Все помрем… «Умрешь — похоронят…»
Филимонов тянул к себе сестру за руки, силясь усадить ее на ковер. У Сергеева при виде этой картины буйно закипела кровь. Побагровело лицо. Ему страстно хотелось вскочить на ноги, размахнуться что есть силы и ударить по этому обрюзглому лицу с сливообразным красным носом. Он уже оперся руками о ковер, чтобы вскочить на ноги. Но в его защите уже не было необходимости. Какая-то вертлявая женщина, схватив полковника сзади за мундир, силой усадила его к себе на колени и, смеясь, закартавила:
— На что вам, господин полковник, эта фря? Недотрога, дурнушка. Выпьем со мной.
Филимонов не сопротивлялся.
«Эх, уйду я… как бы чего не было, — решил Сергеев. — Господи, хоть бы ранили… Попал бы в тыл».
В дверях его задержал вбежавший впопыхах денщик.
— Взводный роты Нефедов желает говорить с их благородием господином поручиком Нерехиным! — пронзительным голосом заявил он.
Тот, к кому относились эти слова, высокий, стройный офицер, полулежавший на ковре, в ответ недовольно буркнул:
— Пускай убираются к чертям собачьим… Меня дома нет. Слышишь? Я не принимаю.