У Саньки дома совсем иначе. Вещей мало, зато свету много, а по стенам развешаны картины. А на картинах — то лес, то поле, то речка. Эти картины рисовал Санькин отец, дядя Степан. Но дядя Степан не художник. Он работает закройщиком на обувной фабрике. Сейчас дядя Степан сидит у окна на скамеечке и натирает воском толстую нитку — дратву. Солнце светит во всё окошко, и от солнца затылок у Санькиного отца будто вспыхивает искорками. У всех Звягинцевых головы рыжие и круглые, как подсолнухи. И у Саньки тоже.
— Здорово, хлопцы! — сказал дядя Степан. — А ну, Василёк, примерь валенок, не жмёт ли.
Василёк, сопя, обулся, постучал ногой об ногу:
— Не жмут. Только жарко.
— Ничего. Летом не вспотеешь — зимой не согреешься.
Рядом с дядей Степаном стоит ящик, а в нём много разноцветных лоскутков, только не матерчатых, а кожаных.
Санька начал рыться в ящике и показывать мне эти лоскутки.
— Не балуй! — прикрикнул на него отец.
— А нам для дела, дядя Степан, — сказал Димка, — нам для летописи. Знаете, что такое летопись?
И пошёл расписывать. С его слов получилось, что нам без летописи нельзя и дня прожить! Дядя Степан слушал Димкины россказни, а сам натирал воском дратву, — вскоре она заблестела, как лакированная.
— Лоскутков мне не жалко, — сказал дядя Степан, — только вот вас жалко! Живёте в век космоса, коммунизм собираетесь строить, а писать об этом хотите гусиными перьями, да ещё на телячьей коже. Совсем как дикари! А я бы иначе сделал. Взял бы самую наилучшую бумагу и писал бы на ней самым наиновейшим пером. Вот это была бы настоящая летопись! Ну-ка, Василёк, принеси альбом, который я тебе подарил.
Василёк ушёл в другую комнату и принёс альбом. Это и правда был всем альбомам альбом: бумага гладкая, блестящая, а обложка голубая, с тиснёным спутником на уголке.
— Вот это была бы летопись! Как ты думаешь, Василёк?
Василёк засопел и жалобно заморгал глазами.
— Ну конечно, мы этот альбом не имеем права брать, — добавил дядя Степан, — но для летописи он очень подошёл бы. А Василёк нарисовал бы на первой странице, каким будет наш двор при коммунизме.
— Ладно, я нарисую! — пообещал Василёк.
— Ну, вот и договорились. А теперь тащи, Санька, краски. Надо, чтобы всем было ясно, что это не просто альбом, а документ. Летопись!
Дядя Степан обмакнул кисточку в синюю краску и крупными буквами написал:
А потом спросил:
— Кто же из вас летописец?
— Алик! — в один голос сказали ребята.
И дядя Степан протянул альбом мне.
