Стелла Иосифовна так выразительно прищурила глаза и сдвинула брови, что вкупе с вытянутым пальцем стала похожа на злую волшебницу из какого-то старого мультика.
— Идёт, — ответил я, не раздумывая, — а то ещё превратите меня в тыкву.
Стелла Иосифовна опустила руку. Брови её вернулись на место и глаза обрели обычные очертания и размер. Краска сошла с её лица, оно разгладилось и стало на удивление спокойным и уверенным.
— Алексей, а вы не хотите извиниться? — вдруг спросила она и снова встала.
— За что, простите?
— Вы сказали гадость про мой возраст.
— Ах да, извините ради бога. Но тогда и вам не плохо бы извиниться за то, что разбили мне бровь дыроколом, Стелла Иосифовна. Могли, ненароком и в глаз…
Тут Стелла Иосифовна повела себя несколько странно. Она сделала уверенный шаг в мою сторону, и на её лице заиграла непонятного сорта улыбка.
— Тогда поцелуемся в знак взаимного прощения, — и, положив свои руки мне на предплечья, она приложилась щекой к моей щеке. Я почувствовал мягкое касание и многоярусную смесь женских запахов.
Дверь на кафедру открылась, и я увидел знакомый лик с огромной чёлкой. В правом глазу была надежда, которая через мгновение сменилась ужасом.
— Закройте дверь, Жиров. Мы репетируем! — отрезал я.
Теперь мы со Стеллой почти дружим. Мне доверяют некоторые кафедральные секреты и сплетни (обычно времён олимпиады в Лейк-Плэсиде), и регулярно после вечерних занятий поят чаем с кексами, разумеется, в обществе Матвея Матвеевича.
Всё-таки, странный народ, женщины. Заслужить их расположение порой невозможно без какой-либо конфликтной ситуации, а уж привязанность без негодяйства с мужской стороны, по-моему, невозможна в принципе. Кому расскажи, что примирение с одной мадам у меня случилось после того, как она залепила мне в глаз дыроколом, а я застукал её с пылким геронтофилом!
Сегодня как раз такой вечер. На кафедре никого. Мы со Стеллой Юзефовной опустошаем по второй кружке какого-то вонючего цветочного чая. Матвей Матвеевич на хозяйстве.
Теперь эти люди видятся мне совсем по-другому. «Они ведь самые обычные старики, — думаю я, — возможно бездетные, или просто покинутые своими отпрысками, застрявшие на небольшом острове старого мира — кафедре сопротивления материалов провинциального ВУЗа». Теперь мне их даже немного жаль.
Матвей Матвеевич возвращается на своё место. Он ставит на стол вазочку с лимонными дольками в сахаре, от вида которых мне вспоминается навсегда ушедшее советское детство.
