Бог спит. Последние беседы с Витольдом Бересем и Кшиштофом Бурнетко | страница 69



Вы должны это понять. А вам кажется, что если бы я сказал этим мужикам с Крохмальной: идите драться, — но хлеба для них у меня не нашлось, то они бы пошли.


— Именно об этом мы и спрашиваем.

— Голод — страшная штука. Без хлеба не пошли бы. А я не мог их позвать, потому что не мог им дать ни краюшки хлеба, ни килограмма мармелада.

Это же логично: если тебя кормят, ты никого убивать не станешь. Немцы, когда вывозили евреев, придумали хитрый камуфляж. У них был план: люди не должны догадываться, что их отправляют на смерть. Для этого в газовых камерах устанавливали муляжи душей, а в Западной Европе в поездах, идущих в Биркенау[89], были салон-вагоны.

Впрочем, среди этих мужиков нашлись и такие, что потом устроили в Треблинке восстание. Мы их к этому подтолкнули: показали, что силе можно противостоять даже с пустыми руками, что силе страшны даже пара десятков парней и девушек.

Да, в Треблинке из нескольких сотен убежавших из лагеря остались в живых меньше сотни. Но, заметьте, большинство из них, по крайней мере те, кого я знал, психически надломились. И такими остались до конца жизни. Не буду называть фамилии. Следующие тридцать лет они только и делали, что пили водку. Знаю, у них были жены, дети, они зарабатывали на жизнь, но ничего больше не делали. И рано умирали — в пятьдесят-шестьдесят лет.

Конечно, можно сказать, что они ничего не совершили, всего-навсего убежали. Но даже чтобы убежать, нужны силы. Чтобы принять решение: я убегу! — нужно иметь сильный характер. Обратите внимание, сколько людей погибли только потому, что не решились бежать.

Когда Антека в Кракове ранили, он тоже проявил немалую силу воли: всех остальных схватили, а он рискнул убежать. Раненый, на двадцатиградусном морозе, сидел где-то на лестнице. К счастью, какая-то дворничиха над ним сжалилась и приютила у себя на пару часов. Чтобы бежать, нужно найти в себе силы.


— Но немцы ведь не случайно давали этот хлеб.

— Конечно: давали, чтобы люди шли спокойно.


— Это называется ложь. Они не сказали: вы идете на смерть.

— Вы что, сдурели? По-вашему, надо было сказать людям, что их отправляют на смерть? Немцы такого не говорили, но они и смертных приговоров беременным не выносили, а больных, приговоренных к смерти, лечили. В условиях Второй мировой войны, когда целью фашистов было истребление части человечества, это кажется абсурдом.

Мне не понятен ваш ход мыслей. Вы из другого мира, и я не в состоянии залезть к вам в душу.