Не менее больным казался и Робер де Шерубен. Он явно не спал несколько ночей, был истомлён и предельно вымотан, одет и завит с полнейшей небрежностью. При этом аббат Жоэль заметил, что де Сериз смотрит на Шерубена с глумливым высокомерием и непонятной священнику презрительной усмешкой.
Барон де Шомон, не обращая ни на кого особого внимания, что-то элегично записывал в памятную книжку, кажется, стихи, а Реми де Шатегонтье пребывал в редком для него добродушном настроении, плотоядно улыбался и не только согласился выслушать написанное Брианом, но и соизволил похвалить.
Тибальдо ди Гримальди, Габриэль де Конти, Одилон де Витри и маркиза де Граммон забавлялись фараоном, а девицы Аврора де Шерубен, Амелия де Фонтенэ, Лаура де Шаван, Женевьева де Прессиньи и Мадлен де Жувеналь с жадностью расспрашивали Люсиль де Валье о принадлежностях свадебной церемонии, ибо в пятницу ей предстояло стать женой Анри де Кастаньяка, весьма состоятельного сановника при дворе. Но жених, по общему мнению девиц, хоть и тщательно скрываемому, завидным ни одной из них не казался: ему было за сорок, он не отличался красотой и слыл человеком весьма старомодных правил. Но, хоть этот брак не вызывал зависти девиц, они с удовольствием обсуждали тонкости кроя платья невесты, флердоранж и букет, деловито оценивали достоинства шёлка и тончайшей вуали.
— Пара шёлковых чулок 40 ливров, аршин белого шёлка от 70 до 80 ливров, модистка говорит, что можно уложиться в 1400–1600 ливров, не считая расхода на кружева и драгоценности. Ещё на двести ливров всяких безделушек: веер, подвязки и прочая…
— А Розалин говорила, что ей свадебное платье обойдется в 5840 ливров… А вот… вышел саван, — проронила Женевьева де Прессиньи, бледная девица с незапоминающимся лицом.
Аббат, до этого весь день проведший в храме на службе, дремал под журчание их нежной болтовни, сквозь дрёму слышал, как Руайан обсуждал с Брианом де Шомоном поездку в Левэ, состояние дороги и рессоры экипажа, Габриэль де Конти рассказывал маркизе последние сплетни, а Лаура де Шаван говорила Авроре де Шерубен, что напрасно её Робер думает, что именно ему было отдано сердце несчастной Розалин де Монфор-Ламори. Бенуа, её брат, сказал давеча, что возвращаясь от графа де Раммона, видел, как Розалин, видимо, как раз в тот день, выходила из дома. На ней было тёмное платье и плащ, на волосах — шляпка с эгреткой со страусовым пером. Она прошла квартал и села в карету, что поджидала её. Было темно, но на дверце кареты всё равно был наброшен бархатный плащ, закрывавший герб. Однако, Бенуа говорит, что это был весьма дорогой экипаж, и запряжена карета была четверней. Эта скромница Розалин, очевидно, имела любовника в самых высших кругах…
