Ричард Длинные Руки – принц императорской мантии | страница 59
У меня гора рухнула с плеч, но я с величайшим трудом не выказал облегчения, а заявил с надменностью:
— Что-то медленно шевелишься!.. Посланцы обязаны являться на зов мгновенно!
Он рассматривал меня с нескрываемым интересом и таким же презрением.
— Человек, — произнес он так, словно разговаривает с червяком, — я появился вовсе не потому, что повиновался твоему презренному зову! А чтобы посмотреть на презренное существо, осмелившееся… да-да, осмелившееся на такую презренную дерзость!..
— Что-то язык у тебя небогат, — сказал я едко. — Военная косточка? Все еще ничему у людей не научился?
Он переспросил в изумлении:
— Что-о-о?
— Ты поклонился мне тогда, — сказал я резко. — Поклонишься и теперь!
Он покачал головой, в глазах надменное высокомерие разгоралось все ярче.
— Смертный, — произнес он с невыразимым презрением. — Ты что-то не понял.
— Ну-ну, чего?
— Творец, — произнес он тем же тоном, — велел нам поклониться, чтобы признать тебя существом, которое допущено в райский сад.
— Вы и животным кланялись? — спросил я едко. — Кстати, можешь сесть. Ничего, что я пригласил тебя в церковь? А то вдруг вы уже и ее не признаете…
Он сказал терпеливо:
— То неразумные животные, а ты был существом, что умело разговаривать. Творец в своей невероятной милости позволил тебе приблизиться к нашему подножью и внимать нашему величию, мудрости и благородству. Нам не очень хотелось признавать за тобой столь высокий ранг, ты не отличался от животных, однако мы в своем большинстве не решились перечить Творцу…
Он осмотрелся, в комнате чисто и девственно скромно, хмыкнул и опустился в кресло у стола, откуда смотрел на меня, как на просителя у большого начальника.
— Ну да, — сказал я саркастически, — а Самюэль, Азазель, Вельзевул… они оказались настолько заносчивыми, что отказались даже кивнуть человеку в знак приветствия?
Он ответил спокойно и по-прежнему высокомерно:
— Не только…
— А что еще?
— Надо было, — пояснил он, — не только кивнуть, но и признать за человеком право бродить в саду, где вздумается, чего животным вообще-то не позволялось.
— Ну-ну?
Он сказал терпеливо:
— Нужно было признать за ним право обращаться к нам с вопросами по своему желанию, а не когда этого изволим мы…
Я ощутил, что, стоя перед ним, пусть даже начну прохаживаться взад-вперед, все равно буду выглядеть просителем, придвинул себе кресло, сел и сказал со злым интересом:
— И это настолько задело вашу гордость небесных ангелов?
— Да, — ответил он твердо и посмотрел мне в глаза прямо и немигающе.