Вопросы совсем не странные, потому что спрашивали не о положении на севере, на что я отвечал так подробно, а на самом деле выясняли мое отношение к тем или иным событиям, людям, поступкам, или же, говоря понятным языком, рисовали мой психологический портрет. Я отвечал на все вопросы хитро составленного теста добросовестно, даже не заподозрив, что это за, иначе точно попытался бы схитрить и ответить правильнее и красивше.
Диакон проводил их добрым взглядом, сказал со вздохом:
— Молодежь… Такие любопытные.
— Да, — согласился я, — но специалисты хорошие. Даже первоклассные, я бы сказал.
Он посмотрел озадаченно:
— Правда?
— Правда-правда, — заверил я. — Еще чуть бы тоньше сыграли, я бы почти поверил. Да, в Ватикане есть и хорошие работники. Ну что, идем к кардиналам? Или нужно дать время, чтобы их ознакомили с результатами теста?
— Простите…
— Вопросника, — пояснил я. — Ответы нужно еще интерпретировать, верно? Когда я отвечал, предпочитаю голубой цвет или красный, речь шла не о цвете, кому это нужно?.. Вы разве не из той службы, что вроде бы дворцовая охрана, только не дворцовая и не охрана?
Он скромно опустил взгляд:
— Нет-нет, что вы… Это неправильно… Не совсем правильно держать такие службы в святом месте.
— Но мы в Ватикане, — напомнил я. — Духовном центре мира. А духовность придает обычным гадостям оттенок гармоничной завершенности. В Ватикане все настолько возвышенно, что преступление может смотреться, как законченный шедевр Микеланджело, который разукрасил свод и стены папского дворца абсолютно языческими картинами, посмев изобразить даже Творца в облике Зевса.
Он дернулся, посмотрел на меня несколько ошарашенно. Я ответил наглой улыбкой, дескать, хоть и провинция, но чисты духом и помыслами, все замечаем. И очищение церкви, что грядет обязательно и неизбежно, как восход солнца, придет не из Рима.
— Но папа одобрил, — пробормотал он, — да и кардиналам понравилось.
— Это знакомо, — заверил я. — Мне тоже часто та-а-акое нравится, еще как нравится!.. Потом иногда чуть-чуть жалею, чаще нет, так как уже привыклось, стало частью обыденной жизни.
— Сэр Фидей?
Я пояснил:
— Нельзя быть святым не только всю жизнь, но и слишком долго.
— Подвижникам это удавалось, — сказал он тихо.
— Мир состоит не из подвижников, — ответил я сожалеюще. — Наверное, к счастью.
Он взглянул странно, вытянул руку, указывая новое направление:
— Кардиналы собираются вон там.
Комната, в которую он почтительно и торжественно открыл дверь, отделана с кричащей скромностью: вся в темно-коричневых тонах, стены из дерева дорогих и редких пород, небольшой столик ближе к камину, а дюжина кресел вдоль стен лицом друг к другу.
