– Этого безобразника пора выслать на улицу, чтобы он научился добывать пищу сам, – прошипела мама. – А то он на мне тренируется.
– Ты же его приучила, что коту в нашем доме все можно, – пожала я плечами, заливая кипятком растворимый кофе.
– Он хам и беспредельщик, – выдохнула Света, нарезая колбаску, и уже совершенно другим голосом произнесла: – Кстати, зайка, есть дело.
– Мама, – простонала я, представив, что захочет от меня родительница. Обычно «зайкой» она называет меня перед тем, как что-нибудь поручить.
– Дочь! – прервала меня мама, загнав в ступор этим, не менее диким в нашем общении, словом.
– Мама!
– Да там простое дело, – ныла Света, выставляя передо мной тарелку с бутербродами.
– Какое? – вздохнула я, сдаваясь. С ней же бесполезно спорить. Мама своего в любом случае добьется. Так что лучше согласиться, пока меня не замучили.
– Всего-то и нужно, со мной съездить… – улыбнулась мама.
– Куда? – Вечно из нее все по слову вытаскивать нужно.
– Леночка, это только на несколько дней, – прощебетала мама. – Борис хочет выставить мои работы для друзей. Но не здесь, а в Киеве.
– А я здесь при чем? – Недоумение затопило мой мозг.
– Мне нужна поддержка, – всхлипнула Света.
Чего-чего, а актерского мастерства у мамы не отнять.
– Ладно, – хитро подмигнула я. – Только если ты мне кое-что расскажешь.
– О дорогая, ты наконец-то решила спросить о… – воскликнула мама радостно.
– Свет, ты прозевала, – хмуро перебила я ее. – Тему мальчиков и секса я изучила самостоятельно в двенадцать лет.
– Да? – удивленно глянула мама, подтягивая к себе тарелку с последним бутербродом. – Тогда о чем ты хочешь знать?
– О ком. Расскажи мне об отце, – попросила я и зажмурилась.
Эта тема в семье всегда считалась запретной. Сначала бабушка и дедушка старательно оберегали от мыслей, что у меня должен быть данный представитель рода человеческого. Но проморгали – девочку Леночку просветили об этом в детском саду такие же, как и она, карапузы. После этого я, по словам родственников, неделю всех допрашивала, выискивая сведения не хуже, чем сыщик. Вот только ни бабушка, ни дедушка моего папочку в глаза не видели. Все, что они мне сообщили, так это имя, да и то лишь потому, что оно было записано в моем свидетельстве о рождении.
Волна допросов возобновилась, когда в моей жизни появилась мама, и я перебралась к ней. Расспросы Света принимала в штыки, так что, ничего не добившись, я забросила всякую надежду разобраться. Чуть попозже мама все же порой упоминала об отце, если речь заходила о моей внешности. И я радовалась хоть таким крохам.
