Я поймала пальцами кончик собственной косы, стянула резинку, намереваясь распустить волосы. Они приятными волнистыми прядями рассыпались по плечам. Может, не мыть, а так оставить? Но неизвестно, прилично ли выглядят эти космы. Иногда так и хочется взять ножницы и собственноручно откромсать половину, чтобы вели себя смирно. Только бабушка меня замучает нравоучениями.
Включив свет в прихожей, чтобы лучше рассмотреть себя в зеркале, я замерла как вкопанная, вытаращив глаза.
Слов нет. Одни мысли. И те матерные.
– Ну, демон! Получай теперь белку во всей красе!
Из отражения на меня бешено пялилась злая девица с каштаново-рыжими патлами до середины спины.
Когда первый шок миновал, пришлось признать, что то, как я выгляжу, мне очень нравится. Никогда не возникало желания перекрашиваться из своего естественного, золотистого, в более темный оттенок, хотя мама все время уговаривала. Как же она была права!
Лицо осталось прежним, но кожа, по-новому оттененная, перестала быть желтоватой и бледной, оказавшись очень светлой и полупрозрачной, сияющей. Даже мешки под глазами перестали быть столь явно заметными. Глаза, делающие меня похожей на персонаж из мультфильмов, чуть потемнели. Данное природой и родителями, но теперь более яркое мое лицо вдруг показалось удивительно милым. Нет, не красивым. Привлекательным.
– Привет. – Мама выплыла из своей спальни, обвязанная длинным пледом, и прошествовала мимо, направляясь на кухню. Почти завернув за угол, остановилась и придирчиво оценила мой вид, удивленно приподняв бровь.
– Ты перекрасилась? – после секундной паузы спросила она. – Или я просто только сейчас заметила?
– П… перекрасили, – чуть запнувшись, кивнула я в ответ.
– А ничего так, – заметила мама. – Я давно тебе говорила. Кофе будешь, мыха?
– Да, мам.
– Оке-е-ей, – простонала Света, скрываясь на кухне. – Я бутербродов сделаю тоже.
– Спасибо!
– Тим! – через секунду взвыла мама. – Перестань! Сейчас! Сейчас же! Дам! По попе! Больно!
Я хихикнула, прислушиваясь к маминым завываниям и громкому мурлыканью кота. А не надо холодильник открывать. Этот обжорка за кусок колбаски готов продать душу кошачьему дьяволу.
– А! Тим! – хрипло рявкнула Света под грустное басистое «мяу». – Лена! Утихомирь его!
Я усмехнулась и побежала спасать маму. Света обнаружилась стоящей на стуле с батоном колбасы в одной руке и ножом в другой. Тимофей, как заведенный, завывал у ее ног, пытаясь вскочить на стул. Я сграбастала кота за шкирку, получив пару ударов лапой, и выставила за дверь.
