.
Ваня и раньше слышал про интеллигенцию, но тут первый раз понял, кто она такая. Изящные, умные и красивые люди, которые сочиняют стихи и пьесы, изучают философию и умеют убедительно объяснить, что у Вани Клюммера надо убить отца, уморить маму и сестренок и сжечь дом. Перед этим вынеся оттуда все, до последней чайной ложечки.
Поэтому он попросился из этой чудной школы на завод.
«Народ не виноват, — думал Хлюмин, слесарь на Бутырском мехзаводе, — народ туп и легковерен. Народ легко натравить на кого угодно. Виноваты вот эти, которые насчет слушать музыку революции».
Поэтому он поступил в школу НКВД.
Ах, с каким удовольствием он, надев кожаные перчатки с крагами, бил по кислой интеллигентской роже! Особенно когда эта рожа верещала: «Я честный коммунист! Я доказал преданность делу партии Ленина-Сталина!» Доказал, сжигая мой дом и расстреливая моего отца? Сучье отродье, мразь, блевота истории! Ну, получи еще.
Хлюмин не верил в оппозицию, подполье и заговоры. Какая чушь! Посмотрите вы на этих террористов, нет, это же умереть со смеху… Но он с наслаждением выбивал признания, которые тянули на высшую меру.
В тридцать пятом заговорили, что будет война с Германией.
Хлюмин точно знал: наши победят. А если даже не победят, он все равно успеет уйти к своим.
Тем более что здесь у него никого не было. Студентка Тихонова не в счет. Даже не в том дело, что она донесла на него: время такое пришлось, все на всех доносят, ничего страшного. Тут другое: вроде сладкая баба, но рассуждает про классовую борьбу. На глазах становится интеллигенткой. Не жалко.
старинная немецкая оптика
Слишком рано стало поздно
— А что вам мешало раньше? — спросил лейтенант госбезопасности Хлюмин у подследственного Мешкова-Громова.
— А? — вздрогнул Мешков-Громов и выпрямился на табурете. — Что-что?
Он был худ, скуласт и перепуган. Все время пожевывал, приноравливал губы и челюсти: еще не привык без зубов.
У Хлюмина было хорошее зрение. На всех врачебных проверках он свободно читал далекие мелкие буквы. И вблизи не щурился, как некоторые. Но на всякий случай у него в верхнем ящике стола были круглые очки с золотыми дужками. Он взял их на память у профессора Турова: взял в подарок! Профессор был старорежимный богослов. Совершенно ни при чем. Просто дурак, хотя знал древние языки. Но пришлось пустить по первому разряду: разветвленная террористическая организация! Очки, однако, взял. Профессор сказал, что это память о его покойном учителе из Фрайбургского университета. Эх. Сто верст до Тутлингена, родные места.
