И тут выясняется, что моя верная добрая бедная несчастная обманутая немолодая почти совсем седая жена уже лет пятнадцать трахается с моим берлинским партнером! И об этом знают все, кроме меня!
Мне прямо легче стало. Депрессия — как рукой.
Хватаю телефон. “Лиза, — говорю, — привет. Ты дома? Я к тебе заеду буквально через час, можно?”.
А она отвечает: “Нет, нельзя”».
— Ну и понятно, — сказал я. — Ты же, некоторым образом, жизнь девушке сломал. Осталась без мужа, без ребенка. С родителями отношения испортила.
— Это она мне сломала жизнь! — закричал он. — Кто ей велел? Кто ее просил? Что я ее, соблазнял? В койку укладывал? От мужа уводил? Она все сама!
— Тихо! — сказал я. — Тебе нельзя волноваться.
второе спряжение
Пахомов и сказка
— Жизнь у меня как в сказке была, — сказала Настенька.
— Вижу, — сказал Пахомов без выражения.
— Чего ты видишь? — закричала Настенька. — Ты ничего такого вовек не увидишь! Мне шестнадцать лет было, когда Маркиз на меня глаз положил.
— Ага, — сказал Пахомов. — Маркиз де Карабас.
— Сам ты Карабас! Марик его звали, Маркиз — это прозвище, еще со школы.
— Вы что, в школе вместе учились?
— Ничего не понимает! — всплеснула руками Настенька. — Мне шестнадцать было, а ему лет сорок, не меньше.
Увидел меня на улице, выследил, наутро приехал на машине. Белый «мерин», в нашем городе таких вообще не видали. Вылез, дверь передо мной открыл и на одну коленку встал.
Эх, в Москве жизнь была!
Придем в ресторан, а я как заору: «Хочу, чтоб все пили шампанское!» Маркиз официантам: «Шампанское на все столы!» А потом: «А ну за здоровье Анастасии Николаевны! — и меня на стол ставит. — Все стоя пьют, кому сказано!» И пьют, и ура кричат.
Один мужик отказался, ему баба не велела: «За меня не пил, а за бандитскую блядь будешь стоя пить?» — очень громко сказала. Маркизовские быки его схватили, подтащили. Маркиз ему: «Пей!», а он: «Не буду!» Маркиз уж волыну вытащил, а я со стола кричу: «Стой! Не смей! Это ж как человек свою женщину любит! Вот меня бы кто так любил! Давайте за ихнюю любовь! Еще шампанского!» Маркиз прямо прослезился, велел, чтобы тому мужику за ужин заплатили и такси подали.
А ночью ко мне на кровать сядет и ножку целует. «Деточка, что ж ты меня обижаешь, я ли тебя не люблю?»
Любил, да. Один раз я в ресторане на стол улеглась, прическа в салат, платье в соус. Заснула слегка. Просыпаюсь — креветки с майонезом в волосах, песто-пиканто на юбке. Маркиз меня сразу в салон красоты. Через охранника хозяйку вызвал и мастериц. Голову вымыли и уложили как миленькие, хотя четыре часа ночи. А потом в бутик за платьем, хотя пять утра.
