— Да, он самый, — произнес он. — Ну, теперь-то уж я его закончу, хотя придется еще здорово поработать несколько недель.
— Вы же знаете Вольфганга, — вмешался в разговор Гляйхен, — он никогда не бывает доволен. А я считаю, что самая небольшая переделка будет уже преступлением.
Скульптор рассмеялся.
— Надо кое-что исправить в форме спины, — возразил он. — Но разве педагог понимает что-либо в спинах? Еще месяц, и я закончу. Обещаю вам, Гляйхен.
Вольфганг очень считался с мнением Гляйхена.
Гляйхен, скромный учитель, был популярен как журналист и часто печатался а Искусствоведческих журналах.
Фабиан не раз видел «Юношу, разрывающего цепи». Вольфганг работал над ним уже больше года. Иногда эта скульптура месяцами стояла в углу мастерской, закутанная в мокрые тряпки и заброшенная. Он обрадовался, что Вольфганг закончил наконец свое произведение, и, по-видимому, закончил очень удачно.
Юноша, почти мальчик, едва заметно улыбаясь упрямым ртом, со сдержанной силой разрывает о колено звенья цепи. Вот и все. Легкий наклон тела, глубокий вдох, расширяющий грудную клетку, сдержанное и непреодолимое напряжение всех сил казались Фабиану почти совершенством. Вольфганг не признавал ничего чрезмерного, грубого, насильственного. «Мускулы — это не мотив для пластического искусства», — говорил он. Фабиан не мог удержаться от громких выражений восторга.
— Великолепно, только Менье мог, наверно, так прочувствовать все это. — Он любил показывать на людях свою эрудицию и многосторонность.
— Замолчи, умоляю тебя, — перебил его Вольфганг. — Слова еще не создали ни одного произведения искусства, но разрушили уже многие.
Посасывая «Виргинию», он время от времени испытующе взглядывал на скульптуру.
Фабиан только сейчас заметил, что у фигуры появился цоколь, на котором были высечены слова: «Лучше смерть, чем рабство».
— Этот девиз появился недавно, — спросил он, — или я не замечал его раньше?
Вольфганг помолчал немного и вдруг расхохотался.
— В том-то и дело! Из-за этого девиза я и стремлюсь выставить «Юношу», и выставить именно теперь! Ведь правда, Гляйхен? Мы с вами много об этом толковали.
Гляйхен утвердительно кивнул головой.
— Это протест, — пояснил он, и красные пятна выступили на его худых, впалых щеках, — протест против рабской покорности.
— А не будет ли такой протест расценен как провокация? — спросил Фабиан.
Вольфганг пожал плечами.
— Еще вопрос, поймут ли, что это протест. А если его воспримут как провокацию, тем лучше. Мне это безразлично. Так или иначе, протест дойдет до тысяч людей, и моя цель будет достигнута. А пока что закроем его.
