Первыми, к кому зашел Аристов, были «антикайненцы». Он любил этот отряд. Здесь было много его знакомых по Заонежью: и командир Николай Кукелев, работавший до войны секретарем райисполкома, и комиссар Николай Макарьев, и начштаба Лопаткин. Половину людей он знал еще до войны, с другой познакомился за зиму, — в этом отряде помимо обычных прав, которые давала ему комиссарская должность, он чувствовал свои особые, личные права, идущие еще с довоенных времен. Это отнюдь не вело к панибратству или каким-либо поблажкам. Скорее наоборот. К «антикайненцам» Аристов был более строг и взыскателен именно потому, что это был отряд из его района и за него он, комиссар, нес как бы дополнительную ответственность. Он считал, что люди обязаны сознавать это.
Поэтому, когда после доклада он дал команду «вольно» и присел на шаткую трехногую табуретку, а люди заинтересованно притихли, Аристов внутренне был готов к самому решительному разговору. Он не знал еще, что скажет, но важно было взять инициативу в свои руки.
— Ну, как дела, товарищи? Как настроение?
Аристов снял очки и начал медленно протирать их носовым платком, который держал специально для этого. Близорукими глазами он смотрел на людей, вместо лиц видел белые пятна, щурился и ждал ответа.
— Настроение-то хорошее, только жар в печке зря пропадает — кипяток варим.
По голосу Аристов угадал Николая Чурбанова, удивился и поскорее надел очки. Знал он его как парня хотя и смелого, но не очень-то большого любителя до разговоров.
— Что ж так бедно? Иль лишнего переел?..
— Так ведь и самолеты вчера не прилетели…
Чурбанов, как видно, уже не рад был, что ввязался в разговор, и примирительно улыбнулся.
Аристов тоже улыбнулся, но не в ответ ему, а своей догадке:
— А ты почему, Чурбанов, считаешь, что самолеты вчера должны были доставить тебе продукты?
— Так вроде говорили.
— Ты, Чурбанов, сколько классов кончил?
— Ну, семь.
— Значит, арифметику проходил… Иди-ка сюда, считать будешь. Иди, не бойся. Когда ты получил продукты?
— Двадцать седьмого вроде.
— Когда — двадцать седьмого? Утром, днем, вечером?
— Вечером.
— А двадцать восьмого тебя из котла кормили или нет?
— Кормили.
— Хорошо. А когда мы вышли?
— Двадцать девятого.
— Память хорошая. А на сколько дней дали тебе продуктов?
— Как всем. На двадцать, говорили…
— По норме получил?
— Так мы ж не вешали. Как всем, так и мне.
— Теперь загибай пальцы и считай… Нет-нет, не стесняйся, а считай по пальцам, когда эти самые двадцать дней должны закончиться.
