Вершинин уже отодвинул дверь своего купе, когда Куприянов неожиданно спросил:
— А что, Сергей Яковлевич, Колесник действительно хороший человек?
— Да, он способный боевой командир.
— А человек? Партизанам важно, чтоб и человек был хороший. Плохой не приживется…
Вершинин подумал и ответил:
— Мне он нравится. Прямой и честный парень. Разве что резковат и прямолинеен. За зимние походы орден Красного Знамени получил.
— Орден-то при чем? К орденам-то мы сами представляем, а я о другом спрашиваю. Аристову он что-то не нравится… Не лучше ли развести их, пока не поздно, а?
— Поздно, Геннадий Николаевич. До выхода осталось меньше недели. Неожиданной заменой начальника штаба мы и человека обидим, и породим ненужные толки у партизан. Григорьев убежден, что боевая обстановка примирит их.
— Ладно. Посмотрим. Ну, спокойной ночи!
Но, увы, та ночь спокойной не оказалась. Через полчаса начались болевые схватки. Вершинин принял таблетку, до утра провалялся с грелкой, но боль совсем так и не ушла, где-то под самой ложечкой она как бы сосредоточилась в одной ноющей и пульсирующей точке, вызывая изжогу, тошноту и головную тяжесть.
Вершинин знал, что стоит ему обратиться к врачам, как его немедленно повалят на госпитальную койку, начнут исследовать. Но именно этого ему меньше всего хотелось сейчас, когда пришла самая пора для действий отрядов, а штаб партизанского движения Карельского фронта по существу находился еще в стадии формирования; отделы, службы, люди все еще притирались друг к другу, и, к сожалению, не всегда удачно.
В последние годы Вершинину не везло — испытал три перемещения по службе, а четвертого ему не хотелось…
II
Утро семнадцатого июля принесло радость. Наконец-то вышел на связь отряд Кравченко. Связь была неуверенная, с затуханиями и помехами, но из обрывков радиограммы можно было понять, что Кравченко находится в районе Кондоки, возвращается на базу и потерял взвод. Понять, что означают слова «потерял взвод» — потерян он в бою или оторвался от отряда в пути, — было невозможно. На запрос ответа не последовало, связь пропала, даже не поступило подтверждения о приеме запроса.
И все-таки это была радость — после долгого молчания узнать, что отряд цел, не сгинул в лесных дебрях, выполнил боевое задание.
Приказав ежечасно искать связи с Кравченко, Вершинин хотел тут же позвонить Куприянову, поделиться радостью, но потом подумал, что это известие будет солиднее выглядеть в общей суточной сводке. Оставался Бондюк. Если бы объявился и он, то у штаба была бы полная картина. Бригада Григорьева и семь отдельных отрядов находятся в деле, за линией фронта, нити их маршрутов уже протянулись далеко на запад, в трех местах пересекли государственную границу — пусть оккупанты не думают, что их глубокие тылы недоступны партизанам.
