— Сейчас, только антенну пристрою… А на востоке, товарищ комбриг, дымки вижу. И тут вот, и северней… И прямо на север, по нашему курсу, дымит. Костры это, что ли? Отсюда здорово все видно, только ветки мешают.
— Слезай поскорей…
— Сейчас, сейчас, товарищ комбриг.
— Макарихин, давай сюда твою спину!
Да, это дерево рождено было для наблюдения. Наверное, на таких соснах в старые времена прилаживали бочки со смолой, чтобы поджечь их в нужную минуту и дать сигнал о приближающейся опасности.
Мурзин не ошибся: на юго-востоке хорошо просматривалась в бинокль серая крыша, но это была не деревня, а одинокий барак, почему-то не обозначенный на карте, а деревня была отсюда далеко, и ее навряд ли увидишь, так как расположена она в глубине залива и закрыта с севера лесом. Да и расстояние туда немалое — километров двадцать. А вот дымки — это совсем рядом, и тут ошибки нет: горят костры. Сколько их — сосчитать невозможно, но три бивуака налицо, это точно, и несомненно — все они вражеские. Греков не должен жечь костры, да он и не жжет, высота 264,9 хорошо видна.
Григорьев поудобнее уселся на суку, раскрыл планшет и стал определять, хотя бы примерно, координаты видимых дымков. «Почему в последние дни они не приближаются, держатся в отдалении, словно чего-то выжидают? — вновь задал он себе этот вопрос. — Неужели решили взять нас на измор, без боя? А что — тут есть резон… Финны никогда не любили открытых боев, они будут искать возможности обойтись без потерь. Эх, если бы у людей были силы! Как хорошо бы подобраться и устроить им шурум-бурум! Совсем обнаглели, сволочи!»
— Где комбриг? — послышался голос Аристова. Он незаметно подошел и устало опустился на тот самый корень, на котором сидел недавно Григорьев.
— Комбриг там, — ответил Макарихин, показывая рукой вверх.
— Где, где? — обеспокоенно вскочил Аристов и, вглядевшись, увидел Григорьева. — Иван Антоныч, ты чего? Что ты там делаешь?
— Антенну пристраиваю, — тихо отозвался тот, начиная осторожно спускаться.
— Да ты что? Некому другому, что ли? Вы что это себе позволяете? — повернулся Аристов к радистам.
— Не шуми, Николай Павлыч!
Макарихин вновь подставил спину, Григорьев, повиснув на руках, дотянулся ногами до нее, осторожно оперся и спрыгнул на землю.
— Ну вот, комиссар, и все… Что нового в отрядах? Что так скоро вернулся?
Григорьев отряхнул и поправил обмундирование, взял у Макарихина свою палку и сел рядом под деревом.
Аристов долго и сумрачно молчал, потом неожиданно выматерился вполголоса.
