— Господи, что? — Я задрожал, девушки переглянулись и вышли.
Она прошептала:
— Знаешь, Паша, я жутко боюсь врачей, мне Валя посоветовала горчичники, и я вчера…
— Вот идиотка! И как?
— Вроде началось…
— Значит, все? — обрадовался я.
— Наверное.
— Ну и хорошо. Я же тебе говорил, что у подружек надо спрашивать. Видишь, и идти никуда не пришлось.
— Да, не пришлось. — Она сказала эти слова как-то вяло.
— Тебе что, плохо?
— Да…
— Может, я пойду, а ты полежишь?
— Паша!
— Да?
— Ты иди, Паша. Я все поняла, мы лучше сейчас расстанемся. Иди.
— А завтра?
— Нет. Это все.
— Ну, как знаешь. Скоро сессия, потом лето, я записался в стройотряд. Поедешь?
— Нет, наверное.
— Тогда до осени?
— До осени.
И я ушел. А потом действительно была сессия и лето, и осень была, только Люба почему-то ушла в академический отпуск, как мне сказали в деканате, по состоянию здоровья. Появилась она в университете только через два учебных года. Я уже был на пятом. Мы даже не встречались. Очень редко я видел ее каштановый хвост, опять стянутый цветной резинкой, где-нибудь в коридоре, но она ко мне не подходила, а я тем более. Через год, заканчивая учиться, узнал, что Люба выходит замуж, и даже не расстроился: ну с кем не случается такой не слишком веселый и длинный студенческий роман?
…Потом как-то случайно я встретил ее на улице вместе с мужем и сначала даже не узнал: она сделала прическу, приличный макияж и смотрелась вполне стильно в сером брючном костюме. А главное, что меня поразило, Люба держалась очень уверенно. Я сразу вспомнил пушкинскую Татьяну: «Она была нетороплива, не холодна…» — и так далее. Правда, ее муж на генерала не тянул: здоровый такой тюфяк с лицом дегенерата в умеренной степени дебильности. Да и я не тянул на Онегина — в душе не разгорелось никакое пламя, даже сожаления и того не почувствовал — увы! Так, порадовался ее хорошему виду, хотел пройти мимо, да поймал узнающий отчаянный взгляд. Остановился, сказал тупое:
— Здравствуй, Люба, как живешь?
А что еще? Пройти мимо — я все-таки неплохо воспитан мамой-библиотекаршей. Для «ахов» слишком холоден. Она замерла рядом со своим амбалом мужем, тогда я так и не понял почему. Вообще, не знаю, как я потом попал к ее дому, зачем меня туда занесло. Кажется, шел к очередной бабе, заманившей меня в гости, а они с мужем, видно, жили в этом доме. Ох уж эта огромная, но такая тесная Москва! Люба попыталась что-то ответить, но этот муженек так стиснул ее хрупкую руку и так выразительно уставился на меня, что она поперхнулась, а я пожал плечами и пошел себе дальше. Вдруг услышал ее крик:
