Не ссориться же из-за бабы с представителем своей мужицкой породы, тем более что для меня это случайность, которая ничего для меня не значит? И если бы он просто попытался набить мне морду, мы разошлись бы с миром. Но этот тип оказался не из тех, кто идет на компромиссы, он был настроен решительно, когда я пригласил его выпить со мной водки. Вина не стал предлагать. Нет толку расходовать деликатный напиток на человека, желудок которого настроен на количество градусов, а не на годы выдержки. Мы сели, я разлил водку в стаканы и отошел открыть окно, потому что хотел курить.
Конечно, я не видел, как он подсыпал яд, иначе разве стал бы пить? Да ни за что! Надеялся, что без разговора по душам покушение на мою жизнь не состоится. Они ведь так любят поговорить, эти люди, привыкшие все решать в процессе длинных бесед с трубкой возле уха. И чего он сдернулся? Не знаю. Я свидетельствую только о том, что действительно было, зачем мне теперь врать? Если не становиться пошлым, то можно было бы сказать, что этот мужик отравил меня из-за забора, который нанятые мною рабочие поставили на двадцать сантиметров дальше в глубь его участка. Но версия смешна и неправдоподобна, поэтому пишу правду. Жаль, не увижу, что с ним будут делать его бывшие коллеги — менты. Очень жаль. Но это я еще успею представить, пока не выпил из стеклянного стакана, в который, быть может, уже насыпан яд…»
Алексей прочитал написанное и сначала не понял, что чувствует: сомнение, боль, ненависть? Все было так мерзко, особенно про Сашу. И если бы Павел Клишин уже не был мертв, он немедленно кинулся бы его убивать, но не шпагой и не с пистолетом, а голыми руками, чтобы почувствовать, как под пальцами хрустнет горло. А кожу на этом горле можно просто разорвать ногтями, чтобы от вида и ощущения теплой крови прошло тупое недоумение. Михин понял по лицу Леонидова, что он прочитал написанное, протянул руку за листочками:
— Ну, Алексей Алексеевич, что теперь скажете об отношениях вашей жены и Клишина?
— Откуда эта писанина?
— А из той книги, что вы начали читать. «Смерть на даче». Последняя работа писателя.
— И что там еще, на остальных пятнадцати страницах? Пардон, две прочитал, две здесь, осталось немногим более десяти.
— Ну, остальное не так интересно, там философские размышления о писательском труде, о жизни, людях. Так, всякая дребедень, которая лезет из некоторых писак. Но это… Это мотив. Вы знали про Клишина и жену?
