А может, все-таки целиком окунуться? А то выйдет, я подмокший, а не окунувшийся. Да и то как-то все низом пошло. Правда, сточные воды эти, еврейские… Можно снежком обтереться. Снег тоже вода, только не жидкая…
Как был в пуховике, я начал приседать, стараясь омыться целиком, перекладывая телефон из одной руки в другую.
«Я не хотел… прости, Серега… прости, Буратино… я не хотел, чтобы тебя так… Простите, русские, что, куда ни сунешься, везде евреи и всюду своих проталкивают. Меня никто не проталкивает, но все равно стыдно. Прости, Петрович, простите, арабы, евреи простите…»
Выполз на берег. Ледяная тишина гудела. Сосны отморозили носы-сучки.
– Сосед, ты в порядке?
Вопрос этот меня чуть обратно не спихнул. Уж очень неожиданно. И кто же это?! Еврейский муж! Увидел меня в окошко и приперся спасать. С мотком автомобильного троса. Хотел меня крюком из нечистот своих выловить. Еще бы спасательный круг притащил.
Запахиваясь, я мотнул топором, закутанный собеседник, отскочил.
– В-все х-хорошо! Вот реш-шил ок-кунуться.
– Как вода? – спросил сосед.
Я не ответил, а сосед ткнул пальцем в мою правую ногу.
Оказалось, я выбрался на сушу на одну ногу босым. Правый угг засосало. Стащив сохранившийся сапожок, я, неистово шевеля каменеющим телом, под уговоры соседа «не надо», полез обратно в ледяной пролом и стал шарить в колышущемся небе. Звезды от любопытства повылезли и, глядя на меня, мелко тряслись.
Ничего не нашел. Жижа одна. Надо будет весной таджика сюда загнать, пусть поныряет.
– Ну, п-пойду, – махнул я соседу и пошкандыбал к дому, сжимая топор. Прямо безлошадный драгун, отбившийся от наполеоновского стада, пробирающийся в одиночку прочь из варварской России. Бреду, околевший, по земле, где я чужой, и только снежок под ногами хрум-хрум.
Треньк. Эсэмэска. Раз в такое время пишут – значит, важно. Едва попал пальцем по кнопке.
«Она сейчас приедет с медом. Что делать?! У меня же на мед аллергия».
«Почему мой старший брат Серега с женщинами такой неумеха?» – думал я, пока моя проснувшаяся матушка поила меня чаем и чистила пудовый, заляпанный святым илом пуховик.
