— Тут все еще есть вода, — сказал Эванс, выходя из ванной. — А на веранде я видел мангал и баллоны с газом. Я могу согреть воды. Если будем вести себя тихо, сможем сегодня помыться.
— Я уже забыл, каково это — быть чистым, — отозвался Майкл.
Когда он мылся в последний раз? Он почесал голову. Отросшие волосы были жирными на ощупь и местами сбились в колтуны.
— Жду не дождусь. После того, как я прожил с тобой бок о бок три недели, могу откровенно сказать: тебе бы это не помешало.
— И это говорит человек, который во сне не только пердит, но и храпит!
— Завязывай с этим шампунем, парень. Он начинает разъедать тебе мозг.
Они усмехнулись.
На кухне остальные успели наесться до отвала и теперь слегка осоловели. Не поела, кажется, только женщина с ребенком — видимо потому, что малыш так и не смог ничего проглотить.
— Пойдемте, — сказал ей Эванс. — Там, наверху, есть спальня. Пусть мальчик немного отдохнет. Думаю, мы можем провести здесь ночь, ничем не рискуя. Но только одну ночь. С рассветом надо будет уйти. Эй, вы все! — обернулся он к остальным. — Вам лучше не разнеживаться. Ужин надо отработать. Надо поставить дозорных у обеих дверей — и снаружи тоже.
Майкл кивнул. Он бы не смог распорядиться лучше. Он помог женщине подняться на ноги. Та вновь отказалась отдать ему ребенка, но позволила довести себя до одной из пустующих комнат.
Они в безопасности. Чудеса все же случаются.
Мейсон
В центре города Калгари машина наконец отказала. Послышался громкий звук, словно от выстрела, Мейсон инстинктивно пригнулся и надавил на тормоз. Руль в его руках дернулся. Двигатель фыркнул и заглох. Над головой раскачивался на ветру погасший светофор. Единственное движение на всей опустевшей улице.
Мейсон, бормоча ругательства, выдернул ключи из замка зажигания и швырнул на приборную панель. Те, кто остался в городе, судя по всему, забаррикадировались в своих домах. Сколько еще людей живы? Сколько из них не сошли с ума, не заразились — или как это еще назвать? Прошло уже несколько недель, но Мейсон (и возможно, никто на всем свете) не имел ни малейшего понятия, что происходит. Все средства связи по-прежнему не работали. Если кто-то и понял, в чем дело, он не мог поделиться этим с другими.
Мейсон знал наверняка лишь одно: умерли люди. Множество людей. Если бы по телевизору передавали новости, это назвали бы глобальной пандемией.
Он стоял посреди перекрестка. Светофор над головой не горел. Город превратился в кладбище проводов и электроприборов. Ночами, когда Мейсон ехал по дороге, он не видел ни одного огонька — в сельских домах тоже не было света, за исключением единственного коттеджа, где, видимо, использовали генератор. Мейсон не стал заходить и спрашивать. Он не нуждался в людском обществе — и не заслуживал его.
