* * *
— Что, прямо так и сказал? — хмыкнув, уточнил Скобцов.
Я задумчиво кивнул.
— Ага, Иешуа.
— Нормально довезли?
— Почти.
— Рыпался, что ли?
— Если бы — браслеты спокойно накинули, и он всю дорогу молчал, как будто так и надо.
— Повезло, не буйный. Я, того, соседа — буйного — и то не всегда могу успокоить. А он каждый год по нескольку месяцев в «Тихоньке» отдыхает.
Я перевёл недоуменный взгляд на Скобцова.
— Валерик, причём тут буйный?
* * *
— Петрович, у нас клиент!
— Куда я его дену?
— Придумай.
— Ладно.
— Скоро будем.
— Осторожнее. На пло… не по… сь… да…
— Повтори, ничего не слышу.
— Говорю, на плотине поднялась вода. Там сейчас эмчеэсники и два наряда.
— Всё понял.
Коля, не раздумывая, свернул на Софийскую. Я отключил рацию и уставился в запотевшее стекло.
* * *
— Не понял, причём тут бомжара и ты?
— А притом. Слышал про плотину? Так вот, если бы не он… Короче, там был полный пипец. Прикинь, стена воды, и мы на пустой улице.
— Да уж.
— Не поверишь, прёт на нас и прёт.
— Что «прёт»? — оборвал меня Скобцов.
— Ё-моё, вода.
— А-а-а, ну и?
— Коля дал задний ход, свернул в переулок и по газам. А там тоже сплошная вода.
Скобцов кашлянул. Я посмотрел на него.
— Чего?
— Так причём тут этот, как его?
— Иешуа.
— Да.
— Не поверишь, на машину ни одна капля не упала. Прошла стеной справа и слева, а мы сухие.
Скобцов улыбнулся.
— Ты на вопрос не ответил.
Я последний раз затянулся и выбросил окурок в окно.
— Это он сделал. Помнишь, в «Библии» воды расступились? Только мы тогда ещё ничего не поняли.
— К бабкам не ходишь? — Скобцов закатил глаза.
— Кто? Я? Зачем?
— Ну, там зубную боль заговорить…
* * *
Мы с Колей подвели оборванца к окошку дежурного.
— Вписывай.
Петрович глянул на нас из-под очков.
— Без документов?
— Ага, — выдавил Коля.
— Тогда извините, — обратился Петрович к оборванцу, — придётся посидеть юн там до утра.
Иешуа повернулся и поглядел в сторону обезьянника. Кого там только не было в ту безумную ночь.
— Иди, — бросил Коля.
— Гражданин товарищ майор, — донеслось из клетки. — Ну-у, сколько можно держать несчастных девушек?
Петрович опустил брови.
— Несчастных?
— А что?
— Ничего. Сколько нужно. И хватит трепаться, всё равно до утра никого не выпущу.
— Почему?
— Не положено.
— Вы же нас знаете, — к решётке процокала каблучками девушка лет восемнадцати, в коротенькой атласной юбке, с мордашкой, как у Пэрис Хилтон.
— Знаю. А зачем торчали перед мэрией?
— Мы-то причём?
— Да ну!
— Конечно, это всё мамка, — произнесла девушка одними губами.
