Воеводу встретили восторженными криками, — в гридне, как всегда, пировала младшая дружина Владимира. В криках мешались восхищение и одобрение. Волчьему Хвосту было сорок пять, и место его — средь гридей. К столу гридей, что был ближе к креслу князя Владимира, Волчий Хвост и направился.
Неясно было только по какому поводу пир. Князь устраивал пиры часто, гораздо чаще, нежели следовало, по мнению Военега. Хотя, возможно, так и надо, — это они, в своё время, предпочитали дело. А ныне — пиры да похвальба. Не иначе, древлему Владимиру Славьичу подражает, у того слышно, тож витязь Добрыня был, так и у этого же — вуй Добрыня… Тут Волчий Хвост поймал себя на том, что он вновь по-старчески ворчит.
От княжьего места навстречу воеводе уже бежал кравчий с чашей — тускло поблёскивало поливное и кручёное серебро, хищно-кроваво блестели рубины на стенках. Все глаза обратились к Волчьему Хвосту, но Военег Горяич видел только один взгляд — два остро-ледяных глаза на резко очерченном княжьем лицею Он словно чего-то ждал от воеводы.
Волчий Хвост протянул руку за чашей. В ней до краёв плескалось вино, и по запаху воевода определил своё любимое кипрское. Надо же, помнит великий князь и такие мелочи. Или подсказывает ему кто.
— Великий князь Владимир Святославич жалует тебя, воевода Волчий Хвост, чашей вина со своего стола, — торопливо сказал кравчий, сунув чашу Военегу в руки.
До княжьего кресла оставалось меньше сажени. Краем уха Волчий Хвост слышал разговоры молодёжи, коя поприветствовала воеводу и тут же забыла о нём.
Владимир улыбался весело и непринуждённо. Не время бы ему, да только… помнил ли он своего отца? По большому-то счёту, ему отца Добрыня заменил. Вот кстати, Добрыни-то здесь и нет!
— Здравствуй, воевода, — князь не назвал ни имени, ни назвища, плохо это. Кто-то уже чего-то успел нашептать, не иначе. — Что-то давно ты здесь не показывался, — князь обвёл рукой гридню, словно показывая её и, одновременно, объединяя всех в ней сидящих — и гридей, и кметей — с собой. Воистину, первый среди равных, этого у князя не отнимешь, тут он истинный сын своего отца. Да только вот и Ярополк таким же был.
— Немощен я, княже, — возразил Волчий Хвост, и чаша с вином в руке чуть дрогнула.
— Это ты-то немощен? — расхохотался князь. — Разве ж волки болеют? Слыхали, други?
Сидевшие близь тоже захохотали, не заискивающе-угодливо, искренне, так, словно услыхали какую-нито пудовую шутку.
Улыбка с лица князя Владимира вдруг исчезла, и глаза его похолодели:
