— А ты ведаешь, что такое «кровавый орёл»?
В глазах вартового на мгновение возник ужас — «красный орёл» — самая страшная пытка народа фиордов.
— Руальд… выпрями-ка рёбра… вот этому, — херсир, помедлив, кивнул на лежащего тяжелораненого. Хирдман охотно склонился над вартовым, извлекая нож. Над рекой прокатился дикий пронзительный крик, вартовой забился на брёвнах вымола и затих. Второй судорожно задёргался, пытаясь отползти. Руальд, зверски улыбаясь, поднёс к его глазам окровавленный нож, позволил нескольким каплям упасть на лицо.
— Ну? — разомкнул губы Авайр.
— Что? — выдавил вартовой, не отводя глаз от ножа.
— Проходил?
Вартовой — не кметь, постоянно готовый к смерти. Ему было страшно.
— Б-был, — судорожно выдавил раненый.
— Куда делся?
— Уплыл в низовья. На берестянке.
— Добро, — процедил херсир, оглядывая вымолы. — Не скажу, что Один особенно несправедлив сегодня к нам. Вот эта лодка, пожалуй, подойдёт.
И, шагнув к однодеревке, равнодушно бросил через плечо:
— Добей его, Руальд.
Крик вартового взмыл над рекой и затих. Из города уже доносились свистки сбегающейся к реке варты. Где-то звонко затрубил рог.
Гонимая тремя парами вёсел, лодка вылетела на середину реки и ринулась вниз по течению.
Владимир Святославич вовсе не обманывался видимой покорностью полоцкого веча. Строптивость и вольность гнездились в старом русском городе. Эту вот строптивость, именуемую Владимиром изменой, и должен был сыскивать в Полоцке Авайр. Подчинялся он только самому великому князю, даже наместник не был над ним властен. А то, что жесток и недоверчив был чрезмерно урманин, так то с одной стороны и неплохо — не пропустит и малейшей измены. А жестокость и высокомерие херсира и должны были окорачивать Пластей да Огнен.
Не окоротили.
Нюх северного волка верно зачуял след, и, едва узнав о бегстве Стемида из корчмы, Авайр бросился в погоню — жестоко и высокомерно, завалив Полоцк навьём.
Авайр шёл по следу.
8
Урмане нагнали Стемида на рассвете.
Их чёлн неожиданно вынырнул из-за пологого мыса, поросшего низким густым ельником. Хриплые крики огласили речной плёс — урмане увидели его и теперь спешили за ним уже назрячь. Стемид, закусив губу, поднажал, но урмане не отставали, их однодеревка хоть и тяжелее вчетверо, да только там на вёслах — трое, враспашку. И расстояние от челнока до однодеревки стало сокращаться.
Стемид приподнялся в берестянке, всмотрелся.
Четверо.
Ха-ха-ха.
Но на воде они его догонят. А посему, лучший выход — править к берегу.
