Сложно спорить с одним из базовых тезисов марксизма — «побуждения больших групп людей определяются их коренными социально-экономическими интересами». Сложно, но нужно. Интересы бывают разные: сиюминутные, краткосрочные, среднесрочные и долгосрочные. И какие из них оказывают решающее влияние на побуждения, определяется именно культурой, менталитетом. Вот послал человеку где-то Бог серьёзную сумму денег. И деньги эти можно:
— пропить, прогулять (будет хоть что вспомнить!);
— сделать покупку для себя и/или семьи (обновами похвастаемся);
— отложить для совершения большой покупки или на чёрный день (куплю машину лучше, чем у соседа!);
— положить в банк или вложить в акции (или драгоценности);
— потратить на образование или здоровье.
Всё это — в интересах человека. А какие именно из этих интересов он понимает как коренные, зависит от культуры. А когда культура меняется и жители, например Индии, перестают покупать золото и начинают покупать акции, тогда меняется и судьба страны.
Вывод этот не является слишком оригинальным. Нечто подобное, хотя менее категорично, утверждал Макс Вебер в работе «Протестантская этика и дух капитализма» (1905). Я, однако, не являюсь поклонником этой книги. Слишком узкий вопрос там рассматривается, к тому же Адольф Гитлер дал этому вопросу совсем иную трактовку, хотя и временно.
Я намеренно не использую термин «постиндустриальное общество», хотя во многих источниках информационное и постиндустриальное общества считаются синонимами. К постиндустриальному обществу «прилипло» множество признаков, не являющихся необходимыми для общества информационного. Это и доминирование сферы услуг над производством, и вывод реального производства в развивающиеся страны, и многое другое. Полезность этих «прилипших» признаков неочевидна, и здесь не место их обсуждать.
Общество потребления и гибель империй
Ещё одно свойство приобретает человек общества потребления: обыденные продукты не вызывают в нём эмоций, ему хочется обязательно заполучить что-нибудь особенное, даже исключительное. А вот с этими особенными продуктами он вступает в эмоциональные отношения. Он любит свой особый продукт, а прочие активно не любит. Вещизм, как говорили коммунисты. Один мой друг, трудоголик, между прочим, как-то бурно доказывал мне, что отечественные автомобили плохи, потому что заднеприводные машины в принципе хорошими не бывают. Впоследствии он купил заднеприводной «Мерседес» и тут же изменил своё мнение о заднем приводе. А ведь речь идёт о человеке, который первую в своей жизни машину получил в награду от советского государства за выдающиеся достижения в труде. Безумие — требовать от людей принципиальности в таких вопросах. Конечно, по-настоящему эксклюзивные вещи могут иметь немногие. Но остальные могут успешно подражать немногим, приобретая вещи модные и престижные. И ради такого приобретения люди способны на немалые жертвы. И пусть у них нет возможности, подобно Евгению Онегину, приобрести «всё, чем для прихоти обильной торгует Лондон щепетильный», и три часа в день проводить перед зеркалами, они будут радоваться хоть одной модной вещи. Далее, человек, эмоционально относящийся к хорошим вещам, не может на этом остановиться. У него неизбежно появляется потребность вступить в эмоциональные отношения с правительством. И для социализма это — даже не звоночек, а колокол. Социалистические начальники рождаются в аппаратной борьбе. Они могут отдавать приказы, плести интриги, а вот общаться с людьми — увольте.
