— Жив? — шепотом спросила я.
— Угу, — ответил Стелькин и, не поднимая головы, зашептал: — Где я?! — и уже громче: — Что это было?! Кто это?!
— Софья, — ответила я.
— Кто это был?! — уточнил Гоша в прошедшем времени, все еще не меняя положения раненой головы.
Сверху перепуганной курицей слетела Аркадьевна и закудахтала:
— Гошик, Гошик, котик, как же это ты?!
— Я?! — с тягучим возмущением проскулил раненый и сделал попытку встать. — Меня столкнули! — и чуть не разрыдался: — Ой, девочки, я, кажется… нос сломал…
— Ничего, — причитала Полина, подставляя другу плечо, — нос не шея, заживет. А красоту так просто не уничтожить…
Левая сторона Гошиной головы была измазана стремительно подсыхающей кровью, кровь запеклась на губах, чернела в ноздрях, и выглядел Стелькин жутко, но главное — он был жив. Мы выволокли раненого наверх и, подпирая его с двух сторон, транспортировали до ванной на втором этаже. (Попутно я прихватила трубку телефона с тумбы.) Гоша рвался к зеркалу и посекундно спрашивал:
— Нос у меня на боку?! Зубы не висят?! Уши расплющены, но на месте?! — и, попав наконец к зеркалу, заорал: — Мамочки!! Это не я!
— Ты, ты, — успокоила Полина. — Сейчас отмоем, и узнаешь…
Караулова мыла Стелькина, а я звонила в «скорую». Мой разговор с диспетчером прерывали вопли:
— Осторожнее!! Ты его доломаешь!
— Цыц! Я тебе кто?! Я тебе врач!
— Ты стоматолог! — сопротивлялся Стелькин.
— Я курс лицевой хирургии прослушала!
— А-а-а-а!!
Полина осторожно трогала Гошу за переносицу, и я поражалась точности и уверенности ее движений. Стелькин скулил, но старался не дергаться. Видимо, несмотря на упреки, знал — подруга курс прослушала.
— Перелома нет. Кажется, — констатировала наконец Полина. — Но для уверенности снимок не помешает. У тебя еще что-нибудь болит?
— Да, — всхлипнул стилист. — Душа. Как я теперь буду жить с таким носом?!
— Не переживай, — утешала подруга. — Сейчас лед принесу, и отек прекратится.
Пакетик с кубиками льда, приложенный к переносице, вызвал у стилиста такой громкий взрыв эмоций, что даже кошки разбежались.
— Терпи, Гошик, терпи. Надо. Ты же не хочешь месяц с фиолетовым румпелем ходить?
— Ну почему я вас не послушался?! — скулил Гоша. — Сидел бы сейчас дома с мамой, плесень растил…
— Какую плесень? — прищурившись, уточнила я, так как посчитала, что после всего пережитого стилист заговариваться начал. Экзотический бред о маме и плесени чего хочешь подумать заставит.
— В баночках, — плаксиво булькнул Стелькин. — В трехлитровых, за деньги…
