Из подвала доносился странный утробный вой. Вниз вела узкая темная лестница, я сунула под арку нос, но решала, что раз свет в подвале не горит — Гоши там нет. Спуститься по этой лестнице в темноте и не переломать ноги может только хозяйка дома и ее кошки.
Напевая что-то похожее на «Желтую подводную лодку» из «Битлз», я походила по дому — заглянула на кухню, где Полина колдовала у плиты, сбегала на второй этаж и, увидев в спальне Гоши аккуратно развешанные драные джинсы и рубашку с художественными подтеками, удивилась еще больше: куда мог запропаститься Стелькин в трусах и плеере? Может быть, я не заметила его на улице? А он сидит в кустах и крыжовник собирает?..
Вой из подвала снова привлек мое внимание. Нащупав на стене выключатель, я врубила иллюминацию, спустилась на несколько ступеней вниз и с перепугу чуть не рухнула с трехметровой высоты.
Вначале почти с самой верхней ступени я увидела тощие светло-бежевые босые ноги. Дальше начинался весь остальной Стелькин, он лежал под самой лестницей в неловкой позе сломанной марионетки, руки и ноги как-то странно разметались, из-под головы растекалась огромная лужа крови. Возле этой лужи стояла воющая Бемоль и, выгнув спину, хлестала себя по бокам распушенным хвостом. Дезире, прилично обвив хвостом лапы, тихонько сидела возле упавшей с Гошиной ноги сандалии. Кошка подняла морду и посмотрела на меня снизу вверх с немым укором: ну что же ты там застряла?! Мы вас зовем, зовем…
Душа моя моментально скатилась в пятки. Встречая раньше это выражение, я не считала его достоверным, так как априори полагала, что душа должна парить, а не бегать до пяток…
Однако случилось. Из груди до паха и дальше прокатилась горячая, тошнотворная волна и ударила по ахилловым сухожилиям с такой силой, что ноги сами собой подкосились.
Причитая «Гоша, Гоша, как же так», я на карачках скатилась вниз и, боясь дотронуться до Стелькина, завопила уже что было мочи:
— Полина!!! Иди сюда!! Гоша… упал…
Я не знала, что с Гошей делать. Боялась дотронуться до его головы и почувствовать хруст сломанных костей шеи или черепа. Я боялась поменять положение раненого, так как знала, что при переломах позвоночника тело лучше не трогать. Гошина грудь тихонько приподнималась, он был жив, но касаться его я не решалась.
— Полина!! Ну где ты?! Иди сюда!
— Ох… — донеслось с пола. От моих воплей Стелькин пришел в себя.
Я распласталась по паркету и умудрилась заглянуть под длинную челку стилиста. Из-под мелированных прядей на меня смотрел глаз. Очумевший и испуганный глаз парикмахера Стелькина.
