— Это ты можешь понять ее реакцию, А Энтони не понимает. Уперся, твердит одно и тоже.
— А что говорит?
— Она меня ударила. Придурок. Мне кажется Клаус, он сильно комплексует.
— По поводу потерянной власти?
— Да. В квартале он был боссом, большим человеком, а среди нас он равный, да еще и не умеет ничего, кроме как ныть и злобствовать.
Фриенбагер сокрушенно покачал головой.
— Скверно. Надо бы за ним присмотреть. По жизни Энтони парень неплохой, можешь мне верить, но он действительно избалован властью. Кстати где он сейчас?
— Понятия не имею. Ушел куда-то, даже обедать не стал.
— Ладно, молодец, что сказал, займусь этим. А где устроили Дану?
— Она согласилась пока что остаться в лаборатории под присмотром Миллера.
— Может, сходим, проведаем? Мне же надо с ней познакомиться.
— Пойдем. — Согласился Светлов.
* * *
В лаборатории все было прибрано и ничто не напоминало об утренних событиях, разве что отсутствие перегородки, делившей помещение на два пространства, бросалось в глаза.
Дана и Генрих о чем-то беседовали, устроившись в двух креслах за панелью управления медицинского комплекса.
— Ты помнишь, как оказалась дома у Антона? — долетел до слуха вопрос Миллера.
Дана в ответ лишь покачала головой, потом закрыла глаза и…
Ее имплант внезапно начал передавать в диапазоне мысленных команд.
Антон и Клаус замерли, — мнемонический контакт оказался столь силен и откровенен, что зрение у обоих на миг помутилось, — они поневоле воспринимали сейчас некие события, предшествующие появлению девушки в городе…
…
Чувства возвращались…
Иным было все, и запахи, и звуки, и влажное, вовсе не ласковое прикосновение тумана, чьи пласты застыли меж перекрученных стволов черных деревьев…
Холодно…
Жутко…
Прядь волос прилипшая к щеке — незнакомое ощущение, пугающее, заставляющее мысленно кричать, не разжимая при этом потрескавшихся от жажды губ.
Все… Все не так, будто подменили саму реальность.
Мимо стремительно пронеслось что-то темное, стремительное, едва уловимое взглядом на фоне сумерек, но… от движения, которое почти не уловил взгляд, внезапно дохнуло теплом, чем-то давно забытым, но близким и понятным.
Чувство промелькнуло и исчезло, оставив лишь потревоженные пласты тумана, который медленно закручивался ленивыми спиралями в тех местах, где его потревожили стремительные обитатели черного леса.
Она шла наугад, с трудом вдыхая стылый, влажный воздух, ноги едва слушались, заплетаясь на каждом шагу, выпирающие корни мертвых деревьев казалось вылазят навстречу, специально не давая идти.
