Фердинанд щёлкнул каблуками лакированных сапог:
— Так точно, ваше императорское величество! Я обещаю вам — Болгария будет самой верной вашей союзницей!
— Отлично! — кивнул головой кайзер. — Ступай царствуй и жди моих распоряжений.
Отправился Фердинанд Сакс-Кобург-Готский в Болгарию и стал царём пахарей и пастухов. А когда кайзер объявил мировую войну…
Вот тут-то и начинается история нашего покушения.
10 сентября 1915 года по всем софийским улицам были расклеены огромные афиши. На них крупными буквами было написано:
УКАЗ
№ 7
Мы, Фердинанд I, божьей милостью и волей народа царь болгар, постановили и постановляем:
1. Произвести мобилизацию всех вооружённых сил страны.
Фердинанд.
Всего несколько слов, одна царская подпись, а какое смятение, какой ужас внесли они в жизнь людей!
Война!
Все наши отцы и старшие братья должны были немедля явиться в казармы, взять винтовки и двинуться к границам, чтобы напасть на войска, с которыми уже вела сражение германская императорская армия. Тот, кто не сделает этого, становится беглецом, дезертиром. А дезертиров разыскивали царские жандармы, ловили их, привязывали к кольям посреди казарменного двора и расстреливали у всех на глазах…
Страшно!
Дворики на улице Венец наполнились беспомощными женскими рыданиями и проклятиями:
— Пусть бог убьёт этого проклятого Фердинанда!
— И где его только откопали, царём на нашу голову посадили!
— Чего он сам не идёт биться за своих германцев, а наших мужей и сыновей посылает?!
— Кто наших детей растить будет? Кто их будет кормить?
Мы, дети, жалкие, как птенцы на морозе, слушали проклятия наших матерей и кусали губы — а то ещё разревёшься, точно маленький.
Как только вышел царский указ, бакалейщики попрятали товары и стали продавать их из-под полы — втридорога.
Исчез и хлеб из пекарен. А когда появился снова, был уже чёрный и вязкий, как грязь, с примесью соломинок, щепочек и размолотых кукурузных початков.
Трамваи перестали ходить, потому что вагоновожатые и кондуктора ушли на фронт, а женщин-вагоновожатых тогда ещё не было.
По опустевшим улицам потянулись вереницы крестьян — стариков и женщин; они ехали на телегах, гнали скот. Волы и буйволы тоже шли на фронт.
Радио тогда ещё не было, но через газеты или так просто — из уст в уста — с молниеносной быстротой разносились вести.
Одна другой хуже.
Какая-то мать из Ко́невицы — самого бедного софийского квартала — осталась с тремя малолетними детишками без копейки денег, без крошки хлеба в доме. Пошла бедная женщина по богатым домам просить работы, но нигде не получила помощи. Вернулась она домой, насыпала в дырявый таз деревянных углей, зажгла их и принесла в комнату. Потом собрала детей и легла рядом с ними, — вместе они и задохнулись от угара…
