Кеша давно уже похрапывал под пестрым деревенским одеялом, сшитым из разноцветных лоскутков, а Антону не спалось. Он походил по комнате, стараясь не скрипеть половицами, потом подошел к окну и осторожно раскрыл хлипкие, рассохшиеся рамы в темноту. Выключил свет. Сначала мрак в комнате и мрак на улице слились, ослепив его. Но скоро глаза привыкли к темноте, и на улице прорисовались глухие остовы домов, силуэты деревьев, тонкий серп месяца среди ночных облаков. Пахло мокрой землей, как будто после короткого легкого дождичка. Рядом с окном в завалинке скрипел какой-то сверчок, он скрипел истово, громко, без отдыха, будто сама ночь монотонно пилила на маленькой скрипочке. Всхлипнула и замолкла где-то за тремя улицами гармошка; тонко, ослабленный расстоянием, прозвучал девичий смех…
Антон лег, а окно оставил открытым. Слушал сверчка, шелест листьев в палисаднике. Зрением, обострившимся в темноте, различал лунный свет на подоконнике, на стене рядом с окном. Там, в небе, тонкие кисейные облака поминутно застилали месяц, и бледный месячный свет то пропадал, когда облако застилало его, то опять голубел на стене… И вдыхая свежий ночной воздух, следя за лунными бликами, он вдруг с какой-то странной уверенностью почувствовал. что не зря он приехал в Роднички, что-то хорошее ждет его здесь, что осталось бы какое-то пустое место в его жизни, если бы он не приехал в Роднички. И с тем, надеясь на завтрашний день, в ожидании чего-то хорошего здесь, он уснул.
Утром, когда собрались в школе, пустой по случаю летних каникул, Эльвира Сергеевна сказала:
— Я думаю, вам не надо объяснять, что мы здесь представляем научную интеллигенцию и давайте не будем забывать об этом. Девочки, никаких облегающих джинсов, никакой косметики, никаких замысловатых причесок. Народ этого не поймет. Оденьтесь поскромней и поаккуратней, на голову лучше белые платочки.
— А в горошек можно? — ехидно спросила Бубенцова.
— Можно, — подумав, разрешила Эльвира Сергеевна. — А вам, Валентин, — заметив его улыбку, сказала она, — я бы посоветовала сбрить бороду. Вы же не семинарист, а советский студент. Вы напрасно думаете, что борода вас красит.
— Но, Эльвира Сергеевна, — мягко возразил Валентин, — все выдающиеся фольклористы были бородатыми: Буслаев, Афанасьев, Даль…
— Вы неудачно шутите, — сухо отрезала она. — А сейчас займемся комплектованием групп и распределением улиц. — Эльвира Сергеевна прикнопила к доске план поселка, вычерченный на ватмане, взяла в руки указку. — Разобьемся на шесть групп, — сказала она. — По два и по три человека. Я предоставляю вам самим выбрать, кто с кем будет в группе…Бубенцова вырвала из тетради листок, быстро написала что-то, сложила вдвое и передала Антону, глазами показав: «Прочитай!» Он развернул записку: «Я, ты и Гриша. Идет?» Он ожидал этого и потому, не раздумывая, написал внизу: «Я с Кешей» — и передал ей записку. Она прочитала, обернулась, обиженно и недоуменно подняла брови. Антон никак не ответил на ее немой вопрос — просто отвернулся.
