Он выбросил окурок, рассыпавшийся искрами на ветру, и сунул руки в карманы. В правом кармане было чуть теплее, чем в левом, будто там еще осталось немножко тепла ее руки. Он опомнился и затосковал…
Потерпев неудачу в любви, наш герой ощутил себя вконец разочарованным. Он теперь считал пустыми, презирал всех девушек вообще, и но, как ни старался, не мог забыть об их существовании — сексуальное влечение к ним никуда не пропало. Стараясь по обыкновению дать себе отчет во всех своих чувствах и переживаниях, он пришел к выводу, что если на свете нет девушки, достойной той возвышенной, той правильной любви, которой он хотел, о которой читал в романах, то в таком случае все-таки остается для него другая любовь, о которой он тоже читал в романах и которая выглядит не столь возвышенно, не столь богата поэзией, но тем не менее по-своему не лишена приятности и очарования. К тому времени он уже изучал «античку» и его не оставляли равнодушным Овидий и Апулей. Такая любовь тоже волновала его воображение, и хотя между известными всему факультету похождениями третьекурсника Левки Воронцова и любовными приключениями античных героев ощущалась заметная разница, Антоша наш временами испытывал искушение пойти по Левкиным стопам. С Бубенцовой, он считал, все кончено, и когда Левка позвал его однажды на пару «клеить чувих», он, делая вид, что ему не впервой, пошел с ним.
Этот Левка Воронцов, по прозвищу Граф, учился уже лет восемь. За эти годы он не единожды побывал в академотпуске, раз или два его исключали, а через полгода, через год он снова восстанавливался. К нему уже так привыкли, что у декана рука не поднималась изгнать его окончательно. Некоторые из тех, с кем он вместе поступал, окончили аспирантуру и сами преподавали в университете, а он все учился на третьем курсе. Без тени зависти, наоборот, добродушно, он любил их перечислять и говорил, что Петрунин, например, никогда не поставит «неуд» своему бывшему однокурснику. В облике Графа действительно было что-то от вырождающегося аристократа: светлые вьющиеся волосы, мешки под глазами, тонкие длинные пальцы с продолговатыми выпуклыми ногтями; но одевался он неряшливо, под ногтями вечный траур, щеки небритые. На лице у него всегда было такое выражение, будто он хандрит или хочет спать. Антон почему-то думал, что так выглядит «сплин».
Так вот, когда Левка позвал его как-то на пару «клеить чувих», он, делая вид, что ему не впервой, пошел с ним.
