Казалось, ее горло сжалось в такую же тугую трубку, как справочник в руке у Майкла.
— Я хотела… — слезы хлынули из глаз. — Ты не знаешь, как я одинока…
Он снова хлопнул книгой по кровати, прямо перед ней, едва не задев щеку.
— Не смей, — сказал он низким, скрипучим голосом, в котором сквозила угроза. — Никогда не смей проникать в мое сознание, пока я не скажу тебе. Никогда. Никогда, потому что, клянусь, я отлуплю тебя изо всех сил. А потом ты уже никогда меня не увидишь. Ну, теперь ты сможешь это запомнить?
Она кивнула.
— Тебе чертовски повезет, если я позволю тебе это сегодня вечером, после игры. Только тогда ты получишь свое, девчонка, когда я позволю тебе это. Я же могу и не делать этого, ты знаешь.
— Пожалуйста, — прошептала она.
— Заткнись. Ты бы лучше вечером сделала все как надо. Если же что-то будет не так, я могу решить, что прежние приятели мне дороже. Понимаешь?
— Да, Майкл. Мне можно опустить руку?
Он шагнул назад.
— Убирайся.
Сара Джейн торопливо слезла с кровати и, настороженно глядя на него, стала пятиться к двери.
— Мне… Мне нужно немного денег, Майкл.
Он бросил ей смятую десятидолларовую бумажку.
— Уноси отсюда свой тощий зад.
Она быстро нагнулась и подняла деньги с ковра, не сводя с него широко открытых глаз.
— Сестренка.
Она остановилась, почти уже выйдя из комнаты, и теперь держала дверь перед собой, словно щит.
— Приходи разбудить меня в половине седьмого, или вообще не возвращайся.
Она кивнула и выскользнула из комнаты.
Почти что час она провела в заставленном стеллажами магазине сувениров в вестибюле и бродила между полок, в то время как продавец за прилавком пытался понять, не воровка ли она, и сам удивлялся, почему при его зарплате это должно было его еще волновать.
Со скуки она купила на свои смятые десять долларов журнал «Вот», маленький пакетик фисташек, вышла во внутренний дворик рядом с бассейном и села под зонт за один из столиков.
Людей здесь было немного. Она была предоставлена сама себе и могла разгрызать каждый орех зубами, высасывая мякоть, пачкая зеленью пальцы и губы, пока она рассматривала фотомоделей, которые отплясывали со свирепыми лицами в самых невообразимых местах и в еще более невообразимых одеяниях. Ореховая скорлупа громоздилась на металлическом столе неопрятной горкой, и ветер норовил сдуть ее на пол. Она специально не настраивалась на мысли тех, кто, проходя мимо, бросал на нее любопытные взгляды. Она не хотела знать, что они думают, она вообще больше не желала знать, о чем думает кто бы то ни было. Может, ей было бы лучше сейчас уйти из отеля, оставить Майкла спать и постараться забыть его. Родители не жаждали ее видеть, но, может быть, удастся найти семью, где ее примут. Она могла бы попытаться жить как обычные люди, подавить свою способность (она никогда не говорила — дар), и, может быть, тогда она атрофируется и исчезнет.
