Глаз глядел мне в лицо, рассматривал. Он моргал и щурился, словно добрый близорукий человек. Трудно так просто взять и объяснить свои ощущения. Я совершенно забыл про то, что лежу на траве в новом костюме, что еще не зашел домой, и чемодан стоит рядом, не думал, как смешно выгляжу со стороны, а ведь Надька - великая насмешница. Я, не отрываясь смотрел в самую середину Земли, и мне было удивительно легко и спокойно.
- Господи, да что же это такое? - резкий голос вывел меня из прострации.
Передо мной с хворостиной в руке стояла тетя Клава.
- Я Надьку ищу ужинать, - говорила она, азартно размахивая прутом, а здесь он! Откуда ты взялся? Домой глаз не показал, никому ни здрасте, ни привета, на луг умчал, оглашенный, пиджак мазать!
- Тетя Клава!..
- Я знаю, что я тетя! На меня кто ни глянет, всякий поймет, что я тетя. А ты? Ты ведь, балбес большой, этой егозе дядькой родным приходишься! А как себя ведешь? Я про дурной пример вовсе молчу, моя сама кому угодно пример покажет. Подумать только, взрослого человека заставила по сырой земле на брюхе ползать! Погоди у меня, я твою яму засыплю, следа не останется.
- Ладно, тетя Клава, - примирительно сказал я. - Давайте я вам лучше дрова до дому донести помогу.
- Какие дрова еще выдумал?
- Вот эти, - пояснил я, взяв у нее из рук прут. - Ведь это вы хворост собираете на растопку, да?
- Я тебя сейчас этим хворостом отхожу как следует, не посмотрю, что инженер, так узнаешь, какая растопка бывает, - проворчала тетя Клава очень сердитым голосом, и мы пошли домой в самом лучшем расположении духа. Надя, непривычно долго молчавшая, успокоилась относительно бабушкиных намерений и всю дорогу болтала, держась, однако, на всякий случай, так, чтобы между ней и розгой все время находился я.
Это была первая за много месяцев ночь, когда я спал крепко, а проснулся рано и с хорошим настроением. Справедливости ради следует заметить, что еще не было случая, чтобы мне плохо спалось на сеновале после ужина из парного молока с горячими лепешками. Но тогда я не думал о парном молоке. Всему виной, несомненно, была таинственная яма в дальнем уголке луга.
Я разыскал на чердаке старые брюки и рубаху с заплатами на локтях, закатал брючины повыше, чтобы не вымочить в росе, и потихоньку ушел на луг. Уходя я слышал, как тетя Клава встает и идет к корове, стараясь не греметь подойником, чтобы не разбудить меня.
Солнце только-только проклюнулось на востоке, и полосы тумана заволновались, забегали прозрачными струями, опускаясь на траву капельками росы. Трава была высокая, штанины все равно промокли, так что можно было не обращать на росу внимания и идти прямиком, чувствуя, как постукивают по ногам головки ромашек.
