Камасутра: короткие рассказы о любви | страница 61



А что? Вот так и встает неприличная картинка прямо перед глазами! Вот так и вылазит мой любовник на белый свет из той части мамы, которая так широко и разносторонне используется в Камасутре (и в настоящей, и в скоростной, мое), а в маленькой его ручонке поблескивает прямоугольник дорогого эйпплского айфона, и в перемешку с «уа-уа» так и сыпятся акции, облигации, проценты, графики, трафики, встречи, согласования, и прочая ерунда….

В любом случае, его так и похоронят, наверное, с телефоном от Стива Джобса. Однажды я попыталась послать ему в подарок яблоко (самое обыкновенное, живое). Но он так и не понял, почему.

Что касается одежды, то тут проблем меньше. От нее избавиться проще, чем от мобильного телефона. Я почему-то лучше всего запомнила мысль, которая мелькнула в моей голове перед самым первым с ним сексом: если он сначала снимет одежду, а потом оставит на столе мобильник, я когда-то его убью. Если он избавится от мобильника, а потом станет снимать одежду — я буду любить его всю жизнь, до своей смерти.

Он отключил мобильник, отбросив его куда-то далеко от себя. Потом снял одежду. И тогда я поняла, что мне его не убить. Наверное, никогда.

Поза номер три: попытаться воскресить в памяти сладкий пряный запах его тела…. Запах, вызывающий самые невероятные ассоциации — с поездом, с дождем, с самолетом, идущим на посадку, со слезами, пролитыми под утро в подушку, с моим мобильником, который должен был зазвонить, но почему-то не зазвонил… Сколько же их было, таких безудержных ассоциаций, действующий в одно время суток как самый лучший, очищенный кокаин, а в другое — как укол галоперидола? Самое интересное всегда было заключено в том, что одна и та же мысль, одно и то же воспоминание, одна и та же поза в сексе заставляла меня то рыдать от ненависти, то возноситься на заоблачные высоты от счастья. Я так и не разобралась в том, люблю или ненавижу моего любовника. Наверное, люблю до ненависти. Или бешено ненавижу до любви.

В любом случае, я готова мчаться с самой ненормальной скоростью и в мороз — 10, и в 40 градусов жары, только ради того, чтобы за закрытыми наглухо дверями чужой и даже враждебной гостиницы пережить все восторги мира и все болезненные мировые потери с трех ночи до 8–9 утра.

Умереть в его теле. Родиться в его теле. Исследовать каждую клетку. Никогда не узнать каждую мысль. Оплакать счастье и посмеяться над потерей, прикасаясь к жесткой мужской коже, не зная, мы расстаемся на месяц или же на всю жизнь.