Она стояла в нерешительности, дрожа на ночном холоде и высматривая в темноте Крида Браттона. Она не настолько глупа, чтобы паниковать.
Крид Браттон был ужасно раздражен, когда ему пришлось взять их под свою опеку, но он не сможет бросить ее и детей.
Услышав едва различимый шорох шагов по земле, покрытой ковром из прошлогодних листьев и сломанных веток, она напряглась, и по спине побежали мурашки: «Человек или животное?»
— Мистер Браттон? — в волнении окликнула она. Ее голос дрожал, когда она повторила еще раз, но ответа не последовало.
Сейчас начинался сезон, когда матери-гризли собираются в стадо. Она вспомнила рассказ одного неудачника, столкнувшегося однажды с огромной мохнатой горой с острыми, как бритва, зубами. Медведица чуть не загрызла его. Но обычно гризли не охотятся по ночам.
Ганна на ощупь поискала вокруг себя что-нибудь на случай атаки и подняла с земли сук, с прилипшими к нему полусгнившими листьями, которые она скинула дрожащей рукой. Забытое одеяло лежало на земле. Она крепко сжимала ветку, держа ее перед собой и пятясь назад от звука приближающихся шагов. Они были все ближе и ближе — твердые, размеренные шаги по шуршащему лиственному покрову. Она затаила дыхание.
Неожиданно перед ней выросла огромная тень.
Закрыв рукой рот, чтобы не закричать, у Ганны все-таки хватило храбрости спросить:
— Кто там? — И она стала изо всех сил размахивать своим оружием.
— Boy! — прокричал грубый мужской голос.
Стальные пальцы схватили Ганну за руку и толкнули. Она потеряла равновесие, упала и оказалась под распластавшимся на ней Кридом Браттоном.
Его лицо находилось всего в нескольких дюймах от ее. Не делая никаких попыток подняться, он, лежа, вырвал палку из ее неслушавшихся пальцев и отбросил в сторону. Он сжал ее запястья и заглянул ей в глаза.
— Мистер Браттон? — спросила задыхаясь Ганна. — Вы в своем уме? Вы же раздавите меня.
— Опять пробили мне голову, — прорычал он в ответ; он походил на огромного, величиной с гору, кота.
— Опять? А когда же в первый раз? — выдохнула она, затем прибавила, когда ей показалось, что тесемки на ее платье вот-вот треснут: — Пожалуйста, встаньте!
Крид не двигался, а лишь немного шевельнулся. Ганна чувствовала всю тяжесть его тела, холодную рукоятку пистолета, вдавившегося ей в живот, и его бедра на своих дрожащих ногах. Было что-то интригующее в том, как он пытался завладеть ею. Она ощущала биение его сердца. Ей бы испугаться или, наконец, разозлиться, но вместо этого она поймала себя на мысли, что с любопытством рассматривает его рот, недоумевая, почему у такого резкого и грубого человека могут быть столь нежные губы.
