— Разумеется. С изнасилованными женщинами и с теми, кто это с ними сделал, а также со всякого рода сексуальными домогательствами. Ты говоришь как Филлис. Она не понимает, почему я захотел там работать. Я объяснил ей, что я вовсе этого не хотел. Приходится переводиться туда, где есть вакансии и где тебя считают способным справиться с работой.
— Поверить не могу, что нигде нет вакансий, ведь в полиции Детройта столько подразделений! Разложишь свои вещи, потом сядем обедать?
— Я проведу у тебя всего несколько дней, самое большее неделю. Найду себе жилье где-нибудь в городе.
— А пока пусть твои вещи так и валяются на полу?
В прихожей на двух матерчатых чемоданах и нескольких коробках лежали три спортивные куртки, темно-синий костюм, легкий пиджак и полосатый плащ. Крис перенес вещи в комнату, где стояла специальная медицинская кровать, на которой его мать провела три последних года своей жизни, глядя на развешанные на стене фотографии детей и внуков. Это были сделанные в самых разных возрастах снимки Криса, его сестры Мишель и трех ее дочек, и, казалось, детей было множество. Мать постепенно перестала узнавать, кто есть кто на этих многочисленных фотографиях, которые смотрели на нее со стен, с туалетного столика…
Бывало, Крис стоял в ногах кровати, пока Мишель причесывала мать и говорила: «Мама, посмотри, кто пришел, это Кристофер». А мать говорила: «Я узнаю своего мальчика», а потом переводила взгляд на Мишель и спрашивала: «А ты кто такая?»
Крис развешивал свои вещи в шкафу, когда услышал, что отец что-то говорит, и переспросил:
— Что ты сказал?
— Я спросил, почему бы тебе не вернуться в подразделение пожаров и поджогов?
Крис прошел по коридору в прихожую. Отец находился в большой общей комнате, где было выделено место для обеденного стола. У него за спиной виднелись застекленные двери на балкон, откуда на стол падал бледный свет. Отец ставил на стол тарелки с чизбургерами и пакетики с картофельными чипсами, наклоняя голову, чтобы не задеть хрустальную люстру. В клетчатой шерстяной рубашке и в толстых вязаных носках отец выглядел по-домашнему. Ему было шестьдесят восемь лет, он ушел на пенсию, проработав всю жизнь на предприятии, занимающемся укладкой асфальта. Осенью отец ездил на север охотиться на оленей, зиму проводил на островах Флорида-Кис, рыбачил, а на обратном пути заезжал в Делри-Бич навестить Мишель с ее семейством. Пообщавшись с внучками, он звонил своему сыну-копу и спрашивал, почему тот еще не женился. Весной он все время поглядывал в окно на озеро Сент-Клэр, с нетерпением дожидаясь, когда начнет таять лед. Он обожал бороздить воды Великих озер на своей 41-футовой яхте «Бродяга».
