— А ты? — повернулась к мужу.
— Будешь ждать меня в Файзабаде.
— Вы сдадитесь?
— Иди, — подтолкнул он жену.
Когда вернулся к Баширу, тот еще раз повторил:
— Будь рядом. Если ранят — вынеси. Если убьют, снимешь этот пояс и отдашь Гулям. Понял?
Абдулахаб кивнул: Гулям — старшая жена Башира, и она знает, как распорядиться состоянием мужа; что в поясе драгоценности, Абдулахаб не сомневался.
— Казну сдашь Масуду.
Абдулахаб знал и этого главаря, действовавшего со своим отрядом восточнее Файзабада, а иногда и объединявшегося с Баширом. Но это было редко: каждый имел свое задание, получаемое от главы «фронта национального освобождения Афганистана» Себгатуллы Моджаддеди из Пакистана.
— Не надо, саиб[11], вместе уйдем.
Башир не ответил, глубоко вздохнул.
Стрельба прекратилась, даже одиночных выстрелов не слышалось; лишь вертолеты, кружившиеся над залегшими моджахедами, нарушали тишину прекрасного весеннего утра: Абдулахаб, как никогда ранее, вдруг уловил сквозь гарь пороха медвяный запах свежих трав и цветов, которыми покрылась земля, напоенная вешними водами; светло-фиолетовый колокольчик на тоненьком стебельке тянулся из-под камня к самому лицу Абдулахаба и, казалось, щекотал своими нежными лепестками ноздри. И поднявшееся над зубцами гор солнце было такое ласковое, теплое…
— Кто это? — Башир толкнул локтем Абдулахаба, взглядом указав на зашагавшего за Земфирой старика Расула, примкнувшего к отряду с неделю назад.
— Расул Самад, он из здешних мест, — пояснил Абдулахаб и прижал к плечу автомат, беря старика на мушку.
— Пусть идет, — остановил Башир. — Сам пришел, сам ушел. И толку от него, как от сломанного посоха.
Навстречу Земфире и старику направились двое мужчин с карабинами в форме царандоя. Остановились, о чем-то поговорили и повели их в кишлак.
— Башир! — раздался все тот же зычный голос в усилителе. — Осталось десять минут, а ты не высылаешь парламентера. Мы знаем, сколько у тебя воинов, и не хотим, чтобы их кровь пролилась напрасно. Твои собратья-сардары уже перешли на сторону народной власти, советуем и тебе со своим отрядом последовать их примеру. Народ устал от войны, хочет мира, хлеба. И поля истосковались по вашим рабочим рукам…
— Кафиры! Гяуры! — зарычал Башир и дал длинную очередь из автомата. В ту же секунду со всех сторон застрочили пулеметы, заухали легкие пушки, гранатометы, и моджахеды, делая короткие перебежки от камня к камню, устремились в сторону кишлака. Цепочка сарбазов дрогнула, изогнулась и стала рваться, особенно на правом крыле, где оборону держали царандои.
