— Заходи, Миша, в хату. Твои здесь.
У меня как гора с плеч слетела. Мать, а затем и братья бросились ко мне на шею, со слезами стали расспрашивать, как я здесь оказался.
— Мы тебя, сынок, уже похоронили и оплакали. Говорили, что вас всех перебили на Двине…
— Значит, долго буду жить, — пошутил я, стараясь быть веселым, неунывающим.
Света не зажигали: в Глушице — гитлеровцы, а это совсем недалеко, могут заметить.
Июльская ночь коротка. На востоке уже занималась заря, и нужно было уходить. Мама стала упрашивать остаться на денек в Барсуках (так у нас называли лес за Пономарями).
— Еще и не переговорили обо всем, — удрученно сказала она.
Да и братья вцепились, не отпускают, тоже просят остаться на день в лесу.
— Мы придем вроде за ягодами, а принесем патроны, — убеждал меня Володя. — Много насобирали немецких — и к автомату, и винтовочных.
У нас оружие отечественного производства, боеприпасов достаточно, однако у помкомвзвода Владимира Павлова — «шмайсер», и патроны он берег. Вот ему-то и на руку было предложение моих младших братьев. К тому же, кроме Владимира Иванова, мы все местные: у Бориса Павлова в Тижме жил отец, у Владимира Павлова в Пономарях — жена. Так что и они хотели остаться, чтобы повидать своих.
Утром с восходом солнца в лесу раздались условные посвисты моих братьев. Я вышел навстречу, и мы еще раз обнялись с ними и с мамой. Долго она рассматривала меня, дотрагивалась до моего лица, волос — ей и сейчас не верилось, что это я…
Исхудала мама, осунулась, постарела. Мало того, что пережила горе — смерть отца, ей и теперь нужно прятаться и оберегать младших сыновей.
Братья вытянулись и вроде повзрослели. А может, так казалось потому, что исхудали от постоянного недоедания.
Володя, как всегда, не по годам серьезный и вдумчивый, больше молчал. Витя же взахлеб рассказывал мне про здешние оккупационные порядки. Братья знали обо всем: где стоят немцы, где полиция, где «народники».
Нерадостная картина вырисовывалась из их рассказов. Враги повсюду создали крупные гарнизоны, рыли окопы, строили укрепления. Смышленые подростки определили, что оборону строят в сторону Городка и Невеля. Оттуда, видимо, ожидают наступления. Только кто должен наступать — партизаны или Красная Армия — не могли определить ни Володя, ни Витя.
А мама все сидела и смотрела на меня с какой-то скорбью и сожалением, как будто видела меня в последний раз. Подробно, до мелочей все расспросила о Нине: как себя чувствует, как одета, вместе ли мы. Когда ответил, что она медсестрой в стрелковом взводе, немного обиделась: почему не со мной? Что я мог сказать? Она то и дело просила и приказывала беречь Нину.
