- Нет, я не баловался. А она наказывает. Не пойду.
Мы стали одевать его насильно, он начал толкаться, брыкаться и заревел. Я твердила одно:
- Котя, одевайся, Котя, надо идти, Котя, мы с папой опаздываем на работу.
Дима догадался сказать:
- Идем, я поговорю с Майей Михайловной, выясним, что там у вас.
Котька красный, потный, залитый слезами, всхлипывая, пытается рассказать:
- Витька свалил, а не я. Он разбился, а она меня по-са-ди-ла од-ного... Это не я! Это не я! - И опять рыдания.
- Кто разбился - Витька?
- Не-е-ет, цве-е-ток...
Я сама чуть не плачу - так мне жалко малыша, так ужасно тащить его, такого обиженного, силком. И страшно: весь потный, еще простудится. Умоляю Диму непременно узнать, что произошло, сказать воспитательнице, как Котя нервничает.
- Ладно, не раскисайте,- говорит Дима сурово,- их там двадцать восемь штук, можно и ошибиться.
Тут вдруг Гуля, которая была до последней минуты спокойна, заплакала и стала тянуть ко мне ручки:
- Гуля... маме...
Бросаю всех, кричу с лестницы Диме:
- Позвони мне обязательно! - сбегаю вниз, несусь к автобусу, штурмую один, другой... В третий попадаю.
Еду и думаю о Котьке. В группе действительно двадцать восемь ребят, у воспитательницы, конечно, может не хватить на всех внимания и даже сил. Но лучше совсем не разбираться, если некогда, чем разобраться не до конца, наказать несправедливо...
Вспоминаю, как звала меня заведующая, когда Котьку переводили в новый сад, работать нянечкой, как уговаривала: "Полторы ставки, воспитательница помогает раскладушки расставить, постели со стеллажей снять, детей на прогулку одеть". Видно, обеим хорошо достается - и няне и воспитательнице. Представить только - двадцать пять рейтуз, платков, шапок, пятьдесят носков, валенок, рукавичек, да еще шубки, да кашне и пояса подвязать... И все это надо дважды надеть да один раз снять, а еще после дневного сна... Двадцать пять... Что это за нормы, кто только их выдумал? Наверное, у кого детей нет или у кого они в садик не ходят...
Еду уже в метро, и вдруг меня как стукнет - сегодня же политзанятия, семинар, а я забыла дома программу, забыла даже заглянуть в нее... А ведь взялась подготовить вопрос и... забыла! Занятия раз в два месяца, можно, конечно, забыть. Но раз я взялась, забывать было нельзя.
По заведенному нами порядку мы делим вопросы между собой. Это "лавочка", спору нет. Но готовить все невозможно, некогда. Всех это устраивает. И сам Зачураев, руководитель наш, отставной подполковник, наверняка в курсе: не пытается втянуть в разговор никого, кроме добровольцев, заполняет паузы, "развивая вопрос". Дело идет достойно, споро и скоро. Никогда еще Зачураев не задерживал нас ни на минуту.
