Газета Завтра 499 (24 2003) | страница 38



Достоевский осуждал наше рыночное будущее в позапрошлом веке: "... мы, при случае, и нравственное чувство наше придавим; свободу, спокойствие, даже совесть, все, все на толкучий рынок снесем".

Россия настолько богатая страна, что современные властители, не зная, как со всем этим распорядиться, предпочитают мрачно красть. Забывают, что русский характер не приемлет несправедливого богатства. В этих тяжелейших условиях интеллектуальная элита стоит в очереди к субъектам денежной власти с целью за мизерную плату помочь отобрать последнее у нищего народа российского. Я считаю, что стремление оказаться в подогретом деньгами верхнем слое общественного аквариума нелепо для интеллектуала, противоречит чему-то в нем самому главному, согласно которому мозги должны работать напряженнее желудка. У нас же общественный разум покорно переместился из созидательной и фундаментальной науки в казуистику ветхозаветных "современных" "правовых и экономических вопросов", все псевдогегельянское многословие которых направленно на закрепление ярма на шее российского народа, окончательно отлученного от какой бы то ни было реальной собственности.

По мнению Людвига фон Мизеса, наиболее последовательного гуру рыночного фундаментализма, "на реальной шкале ценностей материальные и идеальные вещи беспорядочно перемешаны". Хотелось бы верить, что подобный взгляд, очевидно, лежащий в основании абсолютизации процессов обмена, когда-нибудь будет признан запрещенным к преподаванию как бесчеловечный. Подобная мешанина в головах либеральных фундаменталистов быстро привела наше общество в такое состояние, когда подавляющая часть современных общественных правил подчинена пропаганде заблуждений узкого круга заговорщиков, не отягощенных никакими моральными принципами. Здесь, как и вообще в экономике, управляет не тот, кто лучше умеет, а тот, у кого больше денег и в современных условиях общественной жизни больше способов навязать свою волю другим. Такой тип управления возможен, как следствие нижеследующих обстоятельств.

Прежде всего имею в виду навязчиво-рекламное смещение акцента с себя как такового на свое, на вещи, принадлежащему этому себе. Охрана себя заменяется ложной заботой о сохранении своего путем растворения, точнее, омертвления человеческих качеств конкретной личности суррогатным удовольствием обладания как можно большим количеством предметов потребления.

В этих условиях лишение человека своего проявляется в его сознании как потеря себя, представляет собой вариант имитации смерти.