Вряд ли встретишь моряка, который бы не читал книг Виктора Конецкого, не отозвался улыбкой на его имя, звучащее на флоте паролем. Но язык не повернётся назвать писателя маринистом - его читательская аудитория не знает профессиональных и сословных границ.
Евг. Сидоров с любовью называл Конецкого доморощенным философом. Сергей Иванов, будучи военным министром, назвал честным писателем и гордостью флота. Некоторые читатели и читательницы именовали своим спасителем – его искренняя проза удержала от трагических поступков и вернула веру в людей. Кто-то считал его непревзойдённым мастером "морской травли". Сам Виктор Викторович полушутя-полусерьёзно говорил, что берёт самоиронией и тонким лиризмом. Иронии хватало и по отношению к другим, но она была не издевательской, а сочувственной, он не разрушал, а создавал – достаточно вспомнить последнюю встречу автора-повествователя с Невезучим Альфонсом, над похождениями которого из года в год всласть смеялись читатели. И вдруг – грустные слёзы, катарсис!
В интервью, данном в 1977 г. «ЛГ», Конецкий, уже завоевавший сердца читателей своей путевой прозой, размышлял о дальнейшем курсе: «[?]В нашем писательском деле вся правда, как это ни парадоксально, как раз там, где наряду с богатым жизненным материалом присутствует фантазия, творческое воображение, то есть там, где начинается проза художественная. Путешествие в этот, во многом новый для меня мир – вот о чём я думаю сейчас…»
И потом не раз вздыхал, словно стыдился своей документальности: «Года к суровой прозе клонят. Пора расставаться с путевой. Ей слишком недостаёт суровости».
Но Конецкий не ушёл в чистую выдумку, не расстался с путевой прозой, не написал, как и его любимый Чехов, романа в строгом филологическом смысле. Он последовал вольной формуле Стендаля, определявшей роман как зеркало, с которым идёшь по большой дороге. Таким панорамным зеркалом стало главное произведение В. Конецкого – роман-странствие «За Доброй Надеждой» в восьми книгах, написанный в период с 1969 по 2000 г. И суровости в этой книге длиною в жизнь достаточно. Как впрочем, и других сторон бытия, – Конецкий был мастером отступлений: лирических, философских, исторических, политических, семейно-биографических и, конечно, юмористических.
Именно жанр путевых заметок принёс Конецкому славу, которой он с напускной заносчивостью хвастался перед своим старинным другом Ю. Казаковым. Юрий Павлович отвечал ему тем же. Их тёплая переписка, как и эпистолы В. Шкловского, перестрелочные статьи-снаряды через океан с Василием Аксёновым и многие другие составляющие литературной жизни шестидесятников органично вошли в роман-странствие.
