— Избил, все отнял, так хоть десятку-то дай. По-челове-чески!
— На панели заработай!
В больнице его поразил запах в палате. Видимо, Хрипуну только что делали перевязку. Лева не мог говорить — губы были сожжены. Один глаз был заклеен, второй смотрел с тоской. Авилов, припоминая разорванную в клочья пальму в «Старом рояле», сложил в холодильник содержимое пакета. Хрипун хотел что-то сказать, долго силился и наконец произнес:
— Трубку брал посмотреть Сережа.
— Бармен? — уточнил Авилов. Больной прикрыл единственный глаз.
От Хрипуна он поехал за Катей, у нее сегодня был концерт в филармонии. Это было нечто даже большее, чем он ожидал. Их было двенадцать, в зеленых, как деревья, платьях, со строгими голосами. После филармонии они зашли в «Луну», решив выпить шампанского и погулять в Зеленой роще. Первый, с кем поздоровалась Катя, был Гоша, и спокойствие Авилова мгновенно улетучилось. Средневековая музыка пошла насмарку.
— Откуда ты его знаешь?
— Сережин приятель. — Авилов замолчал на добрые пятнадцать минут и, спохватившись, извинился.
— Ничего, — ответила она. — Это музыка. Задумываешься, уходишь в себя. Ну что, пошли отсюда? Для меня рестораны — место работы.
Они уже шли по роще, когда Катя неожиданно сказала:
— Ты обещал ко мне приставать…
— Обещал, значит, сделаю. А ты что, хочешь поваляться в кустах? А как же Сережа?
— Сережа сам не знает, чего хочет. А ты знаешь.
— А тебя не пугает то, что я хочу денег и только?
— Нет. Это не страшно. Но есть еще музыка.
— Точно. Есть еще музыка. — Он обнял Катю за талию. С ней было удобно идти, они были почти одного роста. И спокойно. — Если б я мог петь, разве б я был, кто я есть? А Сережа случаем не того… Не голубой?
— А что, заметно?
— Нет. По его другу Гоше заметно.
— Знаешь, я много ждала от этого вечера. Хотелось петь для тебя.
— Но я ничего не обещал.
— Да, не обещал. Но я надеялась. И мне кажется, что многое случилось. Мне налево, я здесь живу. — Катя приобняла его за шею и поцеловала в губы.
Он вернулся за машиной, которую оставил у филармонии, и всю дорогу не мог отделаться от этого поцелуя. В нем была серьезность, что и в музыке, которую она исполняла.
Ира встретила его восклицаниями:
— Ну, что я тебе говорила? Я была права!
— Ирка, — ответил он. — Ты живешь у меня неделю, а у меня такое чувство, что я женат на тебе лет двадцать. У тебя все прихваты классической жены.
— Это плохо? — испугалась она.
— Да нет, любопытно. Иногда.
— Вот, посмотри, что я нашла у твоей домработницы. Говоришь, ты с ней не спал? Вот тест на беременность. Вот конверты, двадцать штук, а вот это вообще прелесть — дубликат ключа, а от чего, тебе лучше знать. По-моему, от твоего стола, там средний ящик заперт.
