- А...м-м-м... мы... поднимем... т-т-т-тост... ик!... за... п-п-обеду...! Чё тут полы качаются, а? - ни с того, ни с сего заорал он на караульных. - Чё т-т-тут вообще... ик!... п-п-происходит? И-и-и-и к-к-уда делась моя...ик!.. кровать? Тьфу ты! К-к-комната!
Высочество, от которого разило перегаром, вежливо проводили к нужной двери.
- В-в-вот сп-п-пасибо! - обрадовался принц, хлопая гвардейца по плечу. - А т-т-теперь н-н-не беспокоить... ик!.. меня! Я б-б-буду придаваться л-л-любви!
С третьего раза дверь всё-таки открылась и принц ввалился внутрь.
Гвардейцы дружно выдохнули.
...Септимус прислонился к двери и, закрыв глаза, принялся тереть лицо испачканной в крови перчаткой. Открыл глаза, быстро вытащил что-то из кармана камзола, поднёс ко рту, запрокинул голову, глотая.
Выдохнул, выпрямился и тут же встретился взглядом со скорчившимся в углу золотоволосым хумарой.
Тот, вздрогнув, первым отвёл взгляд, привычно уставившись в пол.
Септимус, тяжело вздохнув, прошёл к окну, распахнул створки. Швырнул вздрогнувшему от холода хумаре покрывало. Заглянул во вторую комнатку и снова направился к двери.
-... вашу! Есть в этом дворце вообще слуги! Живо сюда! Всех,..., перевешаю!
Спустя каких-то полчаса целая армия слуг штурмовала покои Септимуса, бегая туда-сюда с вёдрами горячей водой, принося с пиршественного стола блюда и напитки.
Ещё через полчаса бушующий принц успокоился, помылся, сменил платье и устроился, вытянув ноги, на скамье у стола, разглядывая замершего хумару.
- Встань! - громом в повисшей тишине прозвучал приказ.
Юноша медленно поднялся. Покрывало соскользнуло на пол. Лохмотьями повисшая рубашка - единственная одежда - распахнулась.
Септимус моргнул. В карих глазах мелькнуло странное выражение.
- Эд...мунд, значит? - протянул принц, разглядывая юношу. - Подойди.
Хумара покорно приблизился.
Рука в белой перчатке потянулась к обнажённому плечу, но на половине пути неожиданно замерла.
- Когда ты в последний раз ел? - спросил вдруг Септимус, отворачиваясь. - Садись.
Эдмунд покорно сел рядом на скамью, равнодушно глядя куда-то перед собой.
Септимус машинально отодвинулся. Потом и вовсе встал. По-прежнему не глядя, толкнул к юноше поднос.
- Ешь, - и раздражённо добавил, шагнув к окну, - ненавижу дохляков.
Хумара покорно потянулся к еде.
Септимус хмуро изучал ночное небо.
Спустя полчаса обернулся.
