– За номер оплачено до двенадцати дня, – говорит Джинджер.
Щелкает замок. Худая спина маячит в дверном проеме. Снова и снова. И ты один в дешевом номере.
* * *
Таксист опаздывает на четверть часа. Тяжелые стеклянные двери скрипят. Джинджер выходит на улицу.
– Вокзал, – бросает она водителю, забираясь на заднее сиденье.
Черные покрышки давят недавно выпавший снег. Касса открывается в десять.
– Билет до Иера, – говорит Джинджер сонной женщине.
Спать совсем не хочется, но стук колес успокаивает. Мысли о Майкле и Говарде плывут и плывут в голове. Нет смысла скрывать, по крайней мере, от мужа. Ребенок это другое. Совсем другое. Он не поймет. Может быть, когда вырастит. К тому же, когда все случится, она уже не сможет ничего объяснить. Этот груз ляжет на плечи Говарда. Он сильный. Он сможет найти нужные слова для сына…
Состав останавливается. Серый пирон. Холодный зал ожидания, с часами на стене, которые давно уже никуда не спешат. Совсем не спешат…
Говард открывает дверь. Помогает Джинджер снять промокший плащ.
– Могла бы позвонить, и я бы тебя встретил, – говорит он.
– Ничего, – говорит она, смотрит на него и хочет, чтобы сейчас началось утро, и она проснулась.
И это единственное желание, за опущенным занавесом пьесы жизни. Зрители могут хлопать и хлопать в ладоши, но игра останется игрой, и судьбы актеров будут интересовать их, лишь как персонажи увиденного действа.
– Я приготовлю ужин, – говорит Джинджер.
– Майкл играет в своей комнате, – говорит Говард.
– Сначала ужин.
Она одевает передник. Масло шипит в сковородке. Все кажется таким механическим, заученным до автоматизма. Руки сами делают то, что нужно, а мысли все плывут и плывут в голове. Но нужных слов нет. Никогда нет. Говард садится за стол и смотрит на нее. Она чувствует его взгляд затылком. Вопросительный взгляд. И сил нет говорить о чем-либо. Лишь только ужин.
– Позвони доктору Харду, – решается Джинджер. – Скажи, что я велела рассказать обо всем. Он поймет.
* * *
Голос Виктора Диша кажется каким-то металлическим, осознанно лишенным эмоций и человеческих чувств. Кевин Грант слушает, прижав к щеке телефонную трубку, и руки его потеют так сильно, что кажется, трубка вот-вот выскочит из них.
– Френо успел сделать анализы вещества, которое я переслал ему? – спрашивает Кевин, заставляя мысли работать, а не метаться хаотично в мозгах, как беспорядочно отступающая армия.
– Френо мертв, – говорит Виктор.
– Я слышал, но анализы сейчас важнее.
