– Вы рассказываете с таким чувством, – заметила Мари. – Сразу видно, что вы очень любите свой город.
– Как же иначе, – с гордостью отозвался Андрей, – я здесь родился и вырос. Мы, коренные москвичи, чувствуем душу нашего города и, смею надеяться, сами являемся ее частью.
– О, как я вас понимаю! – вдохновенно подхватила Мари. – То же самое я могу сказать о Париже.
Они вышли на Манежную площадь и оттуда поехали в Третьяковскую галерею, где провели большую часть дня, захваченные волшебной силой искусства.
Мари долго молча простояла перед «Демоном», сидящим на фоне заката.
– Боже, какая трагедия! – произнесла она наконец.
– Пойдем, дорогая, – поторопил Рене, – меня уже ноги не держат, а посмотреть надо многое.
Они остановились перед картиной «Царевна Лебедь».
– «За морем царевна есть, что не можно глаз отвесть…» – продекламировала Мари во французском переводе.
– «Днем свет божий затмевает, ночью землю освещает…» – неожиданно подхватил Маруф.
– Не может быть! – воскликнула Мари. – Вы знаете Пушкина?
– Вы меня явно недооцениваете, – нисколько не рисуясь, ответил Маруф. – Я получил неплохое образование, к тому же всегда увлекался поэзией.
– Рене, ты слышал? – повернулась Мари к мужу, который сосредоточенно вглядывался в полотно, не обмолвившись до сих пор ни словом и что-то напряженно обдумывая.
– Где ты витаешь? Поделись с нами своим видением Врубеля, – предложила Мари.
– Да, да, – рассеянно и невпопад ответил тот и, помолчав, сказал: – Я вот думаю, Маруф, как бы ты отнесся к Метте, если бы она оказалась такой Царевной Лебедью?
Маруф, как ни странно, воспринял вопрос без юмора. Он пристально посмотрел на Рене, перевел взгляд на картину и снова на Рене.
– Почему ты спрашиваешь? – задал он встречный вопрос, буравя Рене глазами.
– Просто интересно, – напустил на себя безразличие Рене, – представь, что ты князь Гвидон, а твоя возлюбленная оказывается не человеком, а лебедем, ну как бы получеловеком, что бы ты почувствовал?
Маруф не ответил и снова пытливо уперся взглядом в картину, а Мари спросила:
– Почему она так печальна? Смотрите, сколько грусти в ее глазах. Ведь она соединилась с возлюбленным. Мне это непонятно.
– Быть может, потому, – сказал Рене, – что она оставляет ставшую ей родной свободную стихию ради любви. Она больше не испытает радости стремительного полета, не будет скользить по волнам навстречу ветру, «поверх текучих вод», не будет бить крылами, обдавая себя сладостными брызгами. Лебедь, водворенная в четыре стены, случайная, нездешняя гостья среди дворцовых интриг, пересудов и сплетен, недоброжелательства и страха перед неведомым, среди ткачих, поварих и бабарих – будет ли она счастлива?
