Именно это место избрала Метта для последнего привала. Отряд высадился на берег и стал готовиться к ночлегу. Закатное солнце еще золотило вершины холмов, но склоны были уже темны; в зияющих горных разломах копились серые тени, предвечерняя мгла вкрадчиво наползала из затихающих лесных чащоб.
Мужчины натаскали огромные охапки травы и сложили для каждого мягкую постель.
Итой и Ургонд занимались костром и готовкой ужина. Доменг был подавлен – он печально смотрел на Метту, предчувствуя скорое расставание. Рене с видеокамерой в руках топтался рядом с Ургондом и нерешительно поглядывал на друзей. Наконец рискнул спросить:
– Можно мне его заснять? Просто на память. А потом снимемся все вместе.
– Не делай этого, – осадил его Доменг. – Кто-нибудь обязательно увидит. Такие вещи всегда происходят помимо нашей воли, а потом узнают все.
– Я согласна с Доменгoм, – сказала Метта, – мы будем жить, как жили – без людей. Кто знает, возможно, однажды им захочется попробовать суп из гребня дракона.
– Вот видишь, – подхватил Доменг, – ты можешь поручиться, что этого не произойдет?
– Нет, не могу, – ответил Рене, опуская камеру.
Сумерки сгущались. Вскоре ночь накинула на черное небо прозрачное, сотканное из звезд покрывало. Лес примолк, лишь изредка кричала ночная птица. Река тихо плескалась у берегов. Рогатый месяц купался в темной зеркальной воде, расцвеченной звездной пылью. Итой и Ургонд уснули, одинаково свернувшись калачиком. Рядом, в нежарком костре, потрескивали, догорая, угольки. То и дело они выбрасывали острые язычки пламени, выхватывая по очереди из темноты молодые лица.
– Рене, – сказала Метта, – я все знаю о Доменге, но ты ничего нам о себе не рассказывал.
Рене охотно развернул карту и стал показывать Париж, свой родной Эперне, где он родился и вырос. С воодушевлением, сам погрузившись в воспоминания, он описывал утопающий в цветах маленький городок, своих родителей, их дом-шато, за которым начинались виноградные плантации. Слушатели увлеклись его живым рассказом и побывали с ним на сборе урожая, в большой прессовальне и в тайных глубинах мглистых подвалов, где в полной тиши и покое томительно бродило и зрело шампанское. Наконец, наговорившись, они улеглись в пахучие постели. Сон сморил их сразу, укутав непроницаемой легкой фатой, унеся каждого в его неосознанную мечту.
Рене улыбался во сне. Они с Меттой, взявшись за руки, шли среди нежно-салатной зелени виноградников. Метта срывала тяжелую, напоенную солнцем кисть шардоне и надкусывала запотевшую ягоду. Упругая кожица лопалась, и терпкий сок обдавал летней свежестью их лица.
